Святые наших дней
Каким образом человек может прийти к познанию своих грехов и покаянию в них? Первый путь – это «вера в Божество Христа, ради которой нисходит на человека любовь Духа Святого. Познавший опытом святой огонь Божественной Любви естественно стремится пребыть в этом благодатном состоянии. И если он совершит что бы то ни было делом или только во внутреннем движении своем, последствием чего бывает ослабление чувства любви Божией, то самое сие умаление благодати, без всяких рациональных психоанализов, является показателем отступления нашего от Правды Божией. Тогда дух наш устремленно обращается к Богу в покаянной молитве, чрез которую приходит прощение, как восстановление в любви».
Еще один путь к познанию греха заключается в том, что «дух человека ставит себя на суд слова Божия. Разумным контролем своего внутреннего состояния он убеждается, что не хранит заповеди, и в силу этого приносит покаяние».
Выше упоминалось о том, что преподобный Исаак Сирин описывал опыт плача как путь от горьких слез покаяния к сладким слезам умиления. Нечто подобное мы находим у отца Софрония, в том числе в книге «Видеть Бога»: «В начале покаяния преобладает горечь, но вскоре за тем мы видим, что в нас проникает энергия новой жизни, производящая чудесную перемену ума. Само покаянное движение предстает как обретение Бога любви… В сердце наше проходит меч своим раскаленным концом. И как говорить об ужасе, который овладевает нами при этом? И как описывать сей акт воссоздания нашего Богом? Образ Единородного и Единосущного Отцу Сына и Логоса возжигает в нас сильное желание уподобиться Ему во всем. И снова мы оказываемся в парадоксальном положении: мы страдаем, но иным, неведомым прежде страданием. Оно, страдание сие, вдохновляет нас, а не убивает. В нем соприсутствует нетварная сила. Мы бываем брошены в Божию беспредельность. Мы в изумлении от совершающегося внутри нас события. Мы превзойдены величием его (события). Мы сжимаемся, мы умаляемся до крайности в сознании о себе самих, и вместе с тем Бог приходит обнять нас, подобно евангельскому Отцу… Страх и трепет отходят от нас, давая место “удивлению Богом”. Он облачает в драгоценные одежды; Он украшает нас высокими дарами, лучший из них – всеобъемлющая любовь. Наше первое, покаянное страдание прелагается в радость и сладость любви; теперь любовь принимает новую форму: сострадания всякому существу, лишенному Света Божия».
Так через опыт плача человек приходит к приобретению «сердца милующего», способного сострадать всякому человеку и всей твари. Это, опять же, мысль преподобного Исаака, но отец Софроний не вычитал ее в книгах, а пришел к ней собственным опытом многолетнего покаянного плача – сначала в монастыре, затем в пустынной келье и, наконец, в пещере на берегу моря.
Слова Христа «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» отец Софроний в духе аскетической традиции Восточной Церкви трактует как указывающие не на плач о вещах преходящих, будь то карьера, имущество, привилегии, социальное положение или здоровье, а на «духовный плач». Он имеет совсем иную природу, чем плач душевный: «Он связан с непрерывной мыслью о Боге в болезненной печали разлуки с Ним. Страстный, душевный плач – убивает тело, угашает его жизненность, тогда как духовный очищает человека от смертоносных страстей и тем оживотворяет всего его. Горячим плачем очищается наш ум от страстных образов. Чрез него в душу нашу нисходит духовное мужество, и человек поставляется превыше тревог и страхов. Чем глубже наш покаянный плач, тем основательнее освобождаемся мы от целого ряда кажущихся естественными нужд, от таких разрушительных страстей, как гордость и гнев».
Говоря о своем собственном опыте плача, отец Софроний пишет: «Духовный плач – явление небесного порядка. Стараюсь, и не могу припомнить – плакал ли я когда-нибудь в зрелом возрасте? А ведь жизнь моя совпала с грозными событиями нашего века. Много раз бывал я не только в трудных положениях, но и действительно смертельно опасных. Когда же чрез явленный мне Свет я узрел глубину моего падения, тогда стал приходить плач, которого я не мог остановить: он бывал сильнее меня в постигшем меня отчаянии. Сначала я плакал за самого себя в ужасе от моего падения. Позднее – за людей, не знающих Бога, охваченный состраданием к ним в их бедственном состоянии неведения Бога. На Афоне же, и особенно в пустыни во время войны (Второй), я горько рыдал за мир в целом».
В главе «Колебания в поисках непоколебимого» отец Софроний вновь говорит о Боге как Свете и Огне: «Христианская жизнь слагается из сочетания двух воль: Божественной – вечно единой, и человеческой – подверженной колебаниям. Бог открывает Себя человеку многоразличными путями. Он не насилует воли людской. Если мы с любовью воспринимаем Его к нам приближение, то Он часто посещает душу с кротостью и смирением Своим. Может случиться, как о том свидетельствует история христианской веры, что Он явит Себя человеку в великом Свете. Душа, узрев Христа во Свете Его любви, влечется к Нему; она не может, да и не хочет противиться сему влечению. Но Он есть Огонь, пожигающий нас. Всякое приближение к Нему связывается с болезненным напряжением. Естественно падшему естеству нашему уклоняться от боли; и мы колеблемся в нашем решении следовать за Ним. Пребывать же вне Его Света тоже становится отвратительным».
Адам и Ева прячутся от Бога.
Фрагмент мозаики. Собор Св. Марка, Венеция. XIII в.
Не только человеческому естеству свойственны колебания между стремлением познать Бога и желанием спрятаться от Него, подобно тому, как Адам прятался от Бога, когда нарушил Его заповедь. Сам процесс богообщения предполагает периоды близости Божией, которые чередуются с периодами оставленности. Об этом много говорится в христианской аскетической литературе. Преподобный Исаак Сирин пишет: «…Во все времена и на всех этапах подвижнической жизни помощь и немощь поочередно присутствуют в человеке. Бывает, что воздвигаются в нем бури против целомудрия; бывает, что сменяются состояния радости и уныния. По временам бывают у человека светоносные и радостные состояния, но вдруг опять появляются туча и мрак… Такие же перемены переживает человек, который пребывает в служении Богу. Иногда ощущает он помощь от Божественной силы, которая внезапно появляется в уме; иногда же испытывает он противоположное ощущение, цель которого – в том, чтобы осознал человек немощность естества своего и сколь слабо оно, немощно, неразумно и младенчественно».
В чем-то взаимоотношения человека с Богом можно уподобить любви между мужчиной и женщиной. Не случайно для обозначения обоих состояний используется один и тот же термин «любовь». Когда люди друг в друга влюблены, пребывание вдвоем является для них величайшим счастьем, а разлучение становится нестерпимой мукой. Так и во взаимоотношениях с Богом. Разница здесь в качестве, интенсивности и длительности чувства. Горячая влюбленность редко длится всю жизнь – чаще она вспыхивает, длится какое-то время, а потом угасает. Любовь же к Богу не должна угасать и может длиться в течение всей жизни человека, со временем возрастая и углубляясь. При этом периоды пребывания с Богом и расставания с Ним чередуются, и это чередование порождает смену духовных и эмоциональных состояний.
Богооставленность – состояние, знакомое многим подвижникам. У того же Исаака Сирина мы читаем очень проникновенные слова об этом: «Когда случится, что душа твоя внутренне облекается тьмой – а это естественно для… чина безмолвия – и, подобно тому, как солнечные лучи закрываются от земли облачной мглой, душа на некоторое время лишается духовного утешения и света благодати по причине осеняющего душу облака страстей, и несколько умаляется в душе твоей радостотворная сила, и ум осеняет необычная мгла, ты не смущайся умом и не подавай руку отчаянию. Но терпи, читай книги учителей, принуждай себя к молитве и жди помощи. Она придет скоро, без твоего ведома».
Очень похожий опыт описан у отца Софрония в книге о старце Силуане: «Человеку с Богом не всегда легко. В период отнятия благодати, который обычно весьма продолжителен, Бог иногда может представляться душе беспощадным мучителем. Не достигая милости Божией, несмотря на предельно доступный для него подвиг и труд, человек страдает настолько тяжко, что если бы было возможно, отказался бы вообще от всякого бытия… Испытав Бога, познав жизнь во свете Лица Его, душа уже ни в чем в мире не находит себе ни покоя, ни удовлетворения, и не на чем не может остановиться; и вместе, все, кроме Бога, окружает ее. Все, что познала она как зло, как тьму, всякое демоническое действие обуревает ее; и мучительство страстей временами доходит до последнего напряжения; а Бог словно отвратился от человека и не внимает никаким призывам его. Как самое беспомощное существо, повисает он над страшною бездною и кричит к Богу о помощи, но все крики остаются не услышанными… Тогда приходят такие мысли и чувства, о которых хранится молчание».
Приведенный текст целиком включен в книгу «Видеть Бога», значительная часть которой посвящена описанию опыта богооставленности. Этот опыт отец Софроний воспринимает как неотъемлемую составляющую религиозной жизни. В нем усматривается подобие тому «истощанию», кенозису, который был явлен Богочеловеком Христом: «Не верующие в Бога не знают богооставленности. Сие горе переживают лишь те, кто уже познал благость Бога и всеми силами стремится пребывать в Нем и с Ним. Чем в большей мере вкусил человек радости единения с Богом, тем глубже страдает он при разлуке с Ним».
Христос молился с кровавым потом в Гефсимании, а на Кресте взывал к Своему Отцу: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты меня оставил?» Это был наивысший момент Божественного «истощания», которое, однако, «преобразилось в столь же завершенное обóжение воспринятого Им в акте воплощения нашего естества». Христианин через опыт богооставленности может «приблизиться к этому состоянию, чтобы удостоиться принять соответствующее глубине его личного истощания – спасение».
Распятие.
Фрагмент фрески. Монастырь Студеница, Сербия
В святоотеческих толкованиях на Евангелие и в литургических текстах, посвященных страданиям Христа, подчеркивается, что Бог Отец ни на одно мгновение не оставлял Своего Сына, но всегда неотлучно находился рядом с Ним. Отец Софроний пишет: «Господь Иисус вопрошал Отца: “вскую оставил Мя еси?” Мы ясно сознаем, что в плане Божества онтологически сего не могло произойти, то есть, чтобы Отец отступил от совечного и единосущного Сына Своего, в Которого излил всю полноту Своего извечного Бытия… Мы констатируем сие явление, но никак не можем дать объяснения сему, особенно когда речь идет о Богочеловеке Христе».
Когда же речь идет о человеке, то «в этих нечастых случаях промыслительной богооставленности нужно увидеть безмерное величие дара Божия». Бог не оставляет человека даже в те минуты, когда ему кажется, что Бога рядом нет, но человек должен испытать их, чтобы достичь большего совершенства. Преподобный Антоний Великий был на протяжении многих дней оставлен бороться с демонами. Когда же он изнемог от борьбы, Господь явился ему в виде огненного луча. «Где Ты был? – спросил Антоний. – Почему Ты не явился в начале, чтобы прекратить мои мучения?» И голос Божий ответил ему: «Я пребывал здесь, Антоний, но ждал, желая увидеть твою борьбу».
Прп. Антоний борется с бесами.