Бутырская тюрьма.
Фото середины ХХ в.
Следствие по делу отца Иоанна Крестьянкина длилось пять месяцев. Первый допрос был посвящен выяснению его отношений с сослуживцами по храму. На втором допросе ему было предъявлено обвинение в антисоветской пропаганде и агитации. Согласно составленному следователем протоколу, он категорически отрицал свою виновность:
– В мое сознание никогда не входила мысль, чтобы сан священника использовать для проведения антисоветской агитации среди верующего населения, и не думаю, чтобы верующие, которые посещали церковь, где я совершал богослужение, могли показать, что я когда-либо при отправлении религиозных обрядов допускал антисоветские выпады. Я прошу следствие это мое заявление проверить путем допроса моих сослуживцев по церкви, настоятеля, священника и диакона, которые всегда присутствовали при отправлении мною богослужения и в отношении меня ничего предосудительного сказать не могут.
Однако следователь был готов к такому развитию событий:
– Вот вы сами просили допросить ваших сослуживцев и были уверены, что они подтвердят вашу невиновность. Мы допросили их, и они дали показания против вас.
И началось чтение «свидетельств», из которых отец Иоанн понял, что о его пастырской работе следственные органы хорошо осведомлены.
На третьем допросе ему предъявили обвинение в антисоветской агитации. Согласно протоколу, он ответил так:
– Виновным себя признаю в том, что я как священник, исполняя религиозные обряды и в частности при произношении мною с церковного амвона публичных исповедей, при которых разъясняются «заповеди закона Божьего», и при чтении так называемых проповедей, где освещается история религиозных праздников или текст содержания Евангелия, допускал такие высказывания, которые по своему содержанию носили антисоветский характер и прихожанами церкви могли быть восприняты как антисоветские проявления, хотя сознательного намерения проведения антисоветской агитации среди верующих у меня не было.
Нужно иметь в виду, что протокол писал советский следователь, поэтому то, что мог говорить священник (если он это действительно говорил), переводилось на язык, понятный самому следователю и предполагаемым читателям протокола. Отсюда такие выражения как «публичные исповеди» или «так называемые проповеди»: они, конечно, не могли прозвучать из уст священника.
После третьего допроса наступил перерыв:
– По замыслу ли следственного дела или стечением обстоятельств, а скорее милостью Божией между третьим и четвертым допросами больше месяца меня никуда не вызывали, – вспоминал впоследствии отец Иоанн. – Я был один, молился. Иногда в мое уединение вторгался колокольный звон, извещая о начале Божией службы, Бог был рядом со мной и в этом мрачном безбожном месте.
На четвертом допросе отец Иоанн изменил тактику. Если раньше он в основном отрицательно отвечал на обвинения следователя, то теперь он рассказывал о том, как приводил к вере молодых людей, крестил их, как не советовал родителям отдавать детей в пионеры, а молодежи вступать в комсомол, как совершал крещение на дому.
То же повторилось на пятом допросе. Вот как его признания звучат в изложении следователя:
– Не отрицаю, действительно за время моей службы священником в Измайловской церкви города Москвы с 1945 года и до последнего момента мне удалось значительное количество молодежи приобщить к религии и Церкви. В своих проповедях и исповедях я доказывал необходимость веры в Бога, при этом не останавливался перед клеветническими измышлениями о том, что в нашей советской действительности якобы имеет место бытовое разложение, падение нравов и человеческой морали. Во всех таких случаях я свои проповеди прикрывал Священным Писанием из Евангелия и творениями так называемых святых отцов. В результате всей системы моей проповеднической работы среди молодежи, проживающей в окрестностях измайловской церкви, заметно возросло стремление к религии и вере в Бога. В церкви во время богослужения можно было видеть большое количество верующих в возрасте 16–20 лет, усердно молящихся Богу. Кроме того, когда мне становилось известно, что среди верующих из числа молодежи есть лица, не исполнившие в свое время религиозные обряды крещения или венчания, предлагал последним совершить эти обряды, и мои предложения всегда принимались. Я крестил много молодых девушек и юношей, в том числе и комсомольцев, в возрасте от 15 до 20 лет, соблюдая при этом все, что относится к этому акту.
Священник Иоанн Крестьянкин
Такая откровенность обвиняемого была связана с тем, что после ознакомления с доносами сослуживцев и месячного пребывания в тюремной камере он, очевидно, принял для себя решение идти по пути исповедничества до конца. И он не искал возможностей смягчить предстоящий ему приговор. Кроме того, он понимал, что все, что он когда-либо говорил в проповедях и частных беседах, уже известно следователю, причем известно в тенденциозном изложении осведомителей, которые один за другим обвиняли его в антисоветской настроенности.
Вот диалог священника-осведомителя со следователем, ведущим дело отца Иоанна:
– Что вам известно о политических настроениях Крестьянкина?
– Крестьянкин настроен антисоветски. Перед верующими он выдает себя за «прозорливого» и «исцелителя», и поэтому верующие говорят о нем как о «святом».