– Я встретил отца Иоанна около нашего барака, он, как всегда, не шел, а словно летел, в его руках была газета. «Вот, смотрите, Сталин в гробу – мечта русского народа». Услышав это, я подумал: кто-кто, а Иван Михайлович знает свой народ. И он не мог быть равнодушен к происходящему в мире, в своей стране, но дела земные он понимал в каком-то высшем смысле, смотрел на них в отношении к Богу и вечности.
Мемориал памяти заключенных на месте лагеря Гаврилова Поляна
В сентябре 1953 года отца Иоанна отправили в инвалидный лагерь Гаврилова Поляна, расположенный неподалеку от Куйбышева. Отец Иоанн впоследствии вспоминал:
– Помню, как вели нас – колонну арестантов в Куйбышеве, навстречу детишки маленькие. Еще всех букв не выговаривают. Воспитательница молоденькая им говорит про нас: «Вот, детки, враги народа идут», – а они глазенки таращат, повторяют: «Вляги, вляги», – а сами так ласково на нас смотрят, улыбаются.
В Гавриловой Поляне климатические условия были значительно лучше, чем на севере. Территория лагеря была ухоженной, дорожки вымощены камнем, перед бараками клумбы с цветами. И прекрасный вид на Волгу и Жигулевские горы. Но бытовые условия оказались еще хуже, чем в Каргопольлаге. Жили в бараках на двести человек, в жуткой тесноте, спали на двухъярусных кроватях, чаще всего на голых досках. Заключенных одолевали клопы и вши.
И здесь, как и в Каргопольлаге, отец Иоанн быстро превратился во «всеобщего духовника». Об этом свидетельствует А. Левитин-Краснов, известный диссидент, бывший диакон-обновленец, одновременно с отцом Иоанном оказавшийся в Каргопольлаге, а потом вслед за ним доставленный в Гаврилову Поляну:
– Здесь много было религиозных людей. Много колоритных типов. Прежде всего духовенство. Наибольшей популярностью пользовался среди заключенных отец Иоанн Крестьянкин. Человек по натуре веселый, добродушный, несказанно мягкий. Он священник и инок с головы до пят… В лагере возил на себе, впрягшись в санки, воду. Много молился. Все лагерное население к нему сразу потянулось. Всеобщий духовник. Начальство без конца его допекало и грозило тюрьмой. Приставили к нему специального наблюдателя – толстого здорового придурка из проворовавшихся хозяйственников. Запомнилась мне на всю жизнь почти символическая картина. Сидит на скамейке хозяйственник, читает газету. А за его спиной по площадке, окаймленной кустарником, бегает взад и вперед отец Иоанн. Только я понимаю, в чем дело. Это отец Иоанн совершает молитву. Он близорукий. Глаза большие, проникновенные, глубокие. Несколько раз, приходя в барак, заставал его спящим. Во сне лицо дивно спокойное, безмятежное. Как ребенок. Не верится, что это взрослый мужчина. Гуляя с ним по лагерю, у него исповедовался. Чистый, хороший человек.
Весь 1954 год отец Иоанн провел в Гавриловой Поляне. А в феврале 1955-го, на праздник Сретения Господня, его неожиданно освободили. Этот день запомнился ему навсегда:
– Яркий морозный день, снег празднично искрился на солнце и поскрипывал под ногами. У ворот «учреждения» стоит белый конь, запряженный в розвальни, упругий, весь – готовность к движению, к свободе.
Завершая повествование о пребывании отца Иоанна в заключении, автор книги «Школа молитвы» пишет: «Самым дорогим и ценным приобретением этих пяти лет была для отца Иоанна молитва. Она стала его дыханием, сердцебиением, жизнью. Постепенно в ней он стал слышать моментальный ответ на любое свое мысленное обращение к Богу. Отец Иоанн иногда вспоминал, как зарождалась и вызревала в нем молитва за эти годы. Он укрывался под одеялом на третьем ярусе своей вагонки; уходил молиться в заброшенный барак, ища уединения… замирал в молитве о бесчинствующих, когда рядом лилась кровь. Но однажды, в самый разгар очередного вражьего разгула в бараке, он почувствовал, что молитве ничто не мешало. Она сокрыла его непроницаемым облаком. “Глас хлада тонка” потрясающим впечатлением вошел в душу и осенил ее неземной тишиной и миром. С этого момента самодвижная молитва запульсировала в сердце иерея Иоанна».
Своим опытом внутренней молитвы отец Иоанн редко делился. Но однажды, когда в его присутствии долго и много рассуждали о молитве Иисусовой, он сказал:
– Чтобы говорить о ней и понимать, о чем говоришь, надо повисеть на кресте, да еще и не знать, сойдешь с него или тебя будут снимать.
После освобождения
После выхода из заключения отец Иоанн явился за назначением к митрополиту Николаю (Ярушевичу), и тот благословил ему ехать в Псково-Печерский монастырь. Это был один из двух действовавших в то время в России мужских монастырей.
Отец Иоанн прибыл в монастырь 9 апреля 1955 года. Но первое пребывание его здесь оказалось совсем недолгим. Уже 14 мая того же года он получил указ о назначении приходским священником в Троицкий собор Пскова. С сожалением он расставался с монастырем, который успел полюбить и где надеялся принять долгожданный монашеский постриг.
Священник Иоанн Крестьянкин.
Псков, 1955 г.
Во Пскове его ждала активная приходская работа – такая же, к какой он привык в Москве. Иначе он просто не умел. И вскоре за священником, только что вышедшим из заключения, началось пристальное и пристрастное наблюдение.
Чиновникам из Совета по делам религий не нравилась чрезмерная активность батюшки. Вот что писал о нем уполномоченный Совета по Псковской области: «Прежде всего, отличается от всего духовенства фанатичностью. Служит в соборе третьим священником. В соборе четыре священника и служат понедельно, но Крестьянкин проводит в соборе все время. Не ограничиваясь только проповедничеством во время богослужения, проводит беседы с отдельными верующими, которые к нему обращаются; от себя не отпускает до тех пор, пока его не поймет собеседник».
Здесь же дано красочное описание рабочего дня священника: «В рождественское богослужение он служил раннюю литургию с 5 часов утра. После окончания, давая крест, он каждого поздравлял с великим праздником. После окончания ранней, вместо того чтобы идти домой, остался сослужить позднюю. Из собора ушел последним, около 3 часов дня, а в 4 часа опять пришел в собор для подготовки к вечерней службе. Иногда даже забывает поесть».