Святые наших дней
Сведения об отце приводятся в книге монахини Гавриилы (Брилиот), посвященной художественному творчеству отца Софрония: «Семен Сахаров, отец семейства, был кожевником – он изготовлял изящные дамские сумочки – и был вхож в московское светское общество. Он дружил с одним из лучших московских портных, снабжавших его костюмами, и поэтому всегда выглядел весьма элегантно. Отец Сергея отличался красотой и добросердечием, любил повеселиться и пошутить. Он отдавал детей в лучшие школы, где те могли получить прекрасное образование и глубокие знания литературы и культуры».
В марте 1975 года, беседуя в Москве с родственниками, отец Софроний вспоминал:
– Мои роды, как мне рассказывали потом, прошли с необычайно большой опасностью для жизни или матери, или ребенка. Но в общем одному хирургу-гинекологу удалось спасти и меня, и мать. (В какой-то момент родов опасность для жизни матери была столь велика, что врач вынужден был поставить отца перед выбором: или мать, или ребенок. Отец тогда с болью сказал: Спасайте мать!) Хирурга этого звали Сергей Семенович. И мой отец дал мне имя Сергей, потому что тогда получалось, что и я тоже Сергей Семенович. После в благодарность он подарил ему кожаный диван с серебряной надписью: Сергею Семеновичу от Сергея Семеновича. Папа был сердечным человеком и во многих случаях глубоким, но он в то же время был очень веселый человек и любил шутить.
О религиозности Екатерины, матери Сергея, свидетельствует такой случай. Однажды она проходила мимо храма и увидела большое скопление людей. Оказалось, что в храме служил отец Иоанн Кронштадтский. Ей так хотелось поближе увидеть великого пастыря, что она протиснулась через толпу и увидела его на выходе из храма. Каково же было ее изумление, когда он, увидев ее в толпе, сказал:
– Смотрите, вот праведный человек!
Прав. Иоанн Кронштадтский среди паствы
Сам будущий отец Софроний в детстве тоже видел отца Иоанна Кронштадтского, и облик пламенного пастыря навсегда запечатлелся в его сердце. На закате дней он рассказывал:
– При жизни преподобного Серафима, за молитвы его, Господь хранил Россию; а после него был другой столп, достигавший от земли до неба, – отец Иоанн Кронштадтский. На нем мы остановимся, он нашего времени, и мы видели его молящимся, тогда как других мы не видели. Помним, как после литургии, когда ему подали лошадь (экипаж) и он стал садиться, окружил его народ, ища благословения, и в такой сутолоке душа его непрестанно пребывала в Боге, и в такой толпе он не рассеивался и не терял душевного мира. Как же он достигал этого?.. Он этого достигал и не рассеивался, потому что любил народ и не переставал за него молиться Господу: «Господи, даруй мир Твой людям Твоим. Господи, даруй рабам Твоим Духа Твоего Святого, чтобы Он согревал сердца их любовью Твоею и наставлял их на всякую истину и добро. Господи, хочу, чтобы мир Твой был во всем народе Твоем, который Ты возлюбил до конца и дал Сына Твоего Единородного, дабы спасти мир…» Так непрестанно молясь о народе, он сохранял мир душевный…
Большое влияние на ребенка оказала няня, которую тоже звали Екатерина:
– Няня брала меня с собою на бульвары на прогулки или в церковь. Няня наша была человеком глубокой и сильной молитвы. Она стояла подолгу в церкви, а я, малыш, сидел иногда у ее ног. И, естественно, в такой обстановке под влиянием няни у меня было расположение молиться. Когда я был совсем мальчиком, промолиться полчаса, сорок пять минут для меня не составляло никакого труда. Это была как бы потребность.
Детство Сергея было озарено незримым присутствием Божественного Света. Об этом он с большой силой напишет в книге «Видеть Бога как Он есть»: «Живого Бога я познал с самого раннего детства. Бывали случаи, по выходе, вернее сказать – выносимый на руках из храма, я видел город, который был для меня всем миром, освещенным двумя родами света. Солнечный свет не мешал ощущать присутствие иного Света. Воспоминание о нем связывается с тихой радостью, наполнявшей тогда мою душу. Из моей памяти выпали едва ли не все события этого периода, но Света сего я не забыл».
Глубокая молитвенная жизнь не прерывалась у Сергея и в школьные годы. Он учился в школе в то время, когда преподавание Закона Божия было обязательным. И вот какие воспоминания сохранились у него об этом времени:
– В самом начале этого века, когда я был еще малым мальчиком в школе, в то время настроение во всем мире было другое. И в России я чувствовал глубокий мир. Несмотря на это, когда молодой, но вдохновенный священник говорил детям о мучениках первых веков… я сожалел, что живу в такую эпоху, когда нельзя страдать за Христа. И это переживание было очень сильным, хотя я был еще совсем мальчиком. И прошло десять-пятнадцать лет – в России началось гонение, страшнейшее из всех гонений в истории христианского мира.
Гимназисты на уроке.
Фото нач. ХХ в.
Дополнительную информацию о школьном образовании Сергея Сахарова приводит монахиня Гавриила: «Хотя мы не имеем точных сведений, какую именно московскую школу посещал Сергей, скорее всего, это была классическая гимназия, где он мог изучать основы Закона Божьего, русскую и европейскую литературу, мировую историю, каллиграфию и многие другие общеобразовательные дисциплины. Подростком Сергей часто ходил в оперу, где слушал Шаляпина, которым восхищался».
В возрасте семнадцати-восемнадцати лет Сергей Сахаров отошел от детской и юношеской веры и начал, как и многие вокруг него, увлекаться различными восточными учениями:
– В те годы я читал о буддизме, йогах и другие мистические книги. И мне показалось, что Евангелие менее глубоко, чем другие учения… Евангелие говорит: «Люби Бога и ближнего». Я думал: «Это – психизм», тогда как другие учения говорили об Абсолюте сверх-личном. Поскольку я очень любил молиться, эта молитва сохранила мою любовь ко Христу, то есть я не отверг старое. Но новое показалось мне более глубоким.
А вот свидетельство из книги «Видеть Бога как Он есть»: «Христос – Живая Истина… Его любовь и Его Свет – прикасались ко мне на ранней заре моей жизни. Однако и сей дар благодати не предохранил меня от скольжения в бездну мрака небытийного. На переломе созревавшей молодости я совершил великий грех: в безумном движении невежественной гордости я «оставил» Его ради иного, воображаемого сверх-личного Абсолюта. Преодолев добрый навык молиться моему детскому Богу, я в часы медитации стремился к абсолютному Бытию».
Сергею было восемнадцать лет, когда началась Первая мировая война, участие в которой привело Россию сначала к одной революции, затем ко второй. Хаос, творившийся вокруг, заставлял Сергея искать ответы на вечные вопросы бытия: «Не понимал я и того, зачем я родился. В вихре исторических событий отдать свою жизнь за еще не осознанный мною идеал? Так родилась во мне смертная память и с нею новое чувство бессмысленности всех стяжаний на Земле… Постепенно внимание мое отвлекалось от всего окружающего меня и сосредотачивалось вовнутрь, на вопросе: вечен ли человек или все мы снова уйдем во мрак небытия? Душа томилась в искании ответа на вопрос, ставший для меня важнее всех мировых событий. Все рушилось вокруг, но я почти не замечал происходившего… Я был молодым, восемнадцати лет, но уже тогда жило ощущение, что всякий человек в самом себе является в каком‑то смысле центром всего Бытия».