Ясновельможный пан Лев Сапега

Жить Сапеге оставалось всего две недели. Предчувствуя скорую смерть, ясновельможный вел себя рассудительно и мудро. Как-то, поднявшись из-за стола, Лев Иванович сказал сыну Казимиру Льву: «Пора уже наступает! Садись на место мое, место хозяйское» [71, с. 430] (пер. наш — Л. Д.).

Краткий рассказ о последних днях жизни и об эпизоде с приездом короля в Вильно содержится в воспоминаниях великого канцлера ВКЛ Альбрехта Станислава Радзивилла: «Достойным удивления было видеть семидесятисемилетнего старика, который на коне скакал с гетманской булавой перед королем; уже обветшавшая старость держалась в седле из последних усилий, и в тот самый день молодостью охваченный, он чуть не распрощался с этим миром» [50] (пер. наш — Л. Д.). Мысли и желания Льва Сапеги по-прежнему были бодры, однако тело уже не слушалось.

Через две недели Лев Иванович принимал у себя во дворце делегацию из Италии. Несмотря на плохое самочувствие, он не смог отказать себе во встрече с итальянцами, которые сопровождали Владислава в его походе против Московии. Он всегда мечтал о путешествиях, об экзотических странах, о встречах с иноземцами, но насладиться этим в полной мере так и не смог.

7 июля 1633 года, после обеда, веселый седовласый старичок развлекался с гостями, рукоплескал и кружил вместе со всеми в танце. Вскоре, устав, он вышел… и больше не вернулся. Его настигла мгновенная смерть. Дом наполнился грустью, а страх разогнал гостей; должности, оставшиеся после него, заставили соперничать многих [21, с. 383].

Сапега прожил яркую, насыщенную, невероятно сложную жизнь и заслужил легкую быструю смерть. О чем думал ясновельможный в свои последние минуты, каковы были его прощальные слова, — неизвестно. К сожалению, это осталось тайной. Еще одной маленькой тайной великого человека…

Послесловие

Лев Иванович Сапега был похоронен вместе с двумя своими женами в построенном за его счет костеле святого Михаила Архангела в Вильно, который стоит совсем недалеко от костела святой Анны. И сейчас можно зайти в этот костел, где находится музей, отдать дань памяти великому деятелю белорусско-литовского государства, талантливому дипломату, который оставил значимый след в истории и повлиял в определенной мере на судьбу не одной европейской страны. Немногие из белорусско-литовских политиков ставили перед собой такого уровня задачи и уж тем более достигали успеха в их реализации.

Главным внешнеполитическим достижением Льва Сапеги стала, безусловно, победа над Московским государством. Этой победой он заслужил вечную славу.

С тех пор, как Московия при Иване III поднялась с колен, западным миром, и прежде всего Великим княжеством Литовским, предпринималась не одна попытка вернуть ее в прежнее состояние. Но это был всего лишь ответ на имперские повадки властителей этой страны. Едва оправившись от двухсотлетнего ига, они стали проводить крайне агрессивную захватническую политику. В учебниках советских времен это имело примерно такое название: «Войны Ивана IV за укрепление и расширение Российского централизованного государства во второй половине ХVI века».

Одной из первых крупномасштабных акций против восточного деспотизма руководил великий канцлер ВКЛ Лев Сапега. И акция эта, если придерживаться мнения современных российских исследователей (которых трудно заподозрить в излишних симпатиях к средневековому белорусскому государству), закончилась большим поражением для Москвы. «Бурные события Смутного времени в начале ХVII ст. привели Россию к сильному упадку, снизили ее международный престиж. Московское государство было отброшено с западных рубежей, занятых в ХVI веке. Шведы потеснили его с берегов Балтийского моря, Речь Посполитая, захватив Смоленскую и Северскую земли, отрезала Россию от Днепра, стала у ворот Москвы и даже на некоторое время захватила ее. Царская казна была опустошена, город разграблен» [131, с. 6, 7]. Такую неутешительную, но объективную картину рисует российский ученый, доктор исторических наук Е. Чистякова. При этом за словосочетанием «некоторое время» стыдливо прячется период в два года. Не так уж и мало, особенно если учесть, что такому знаменитому завоевателю, как Наполеон, в Москве удалось пробыть гораздо меньший срок, а Гитлеру покорить российскую столицу вообще не удалось.

Тем не менее четыреста лет назад предсказать конечный результат этой борьбы не взялся бы никто. Весы успеха постоянно находились в движении, перевес был то на одной, то на другой стороне. В целом же дипломатическая подготовка и военная кампания против Московии длилась почти тридцать лет. Иногда казалось, что восточный деспотизм будет похоронен раз и навсегда. Но извечная проблема — нехватка средств и упрямство Сигизмунда Вазы помешали Сапеге реализовать свою мечту о союзе славянских народов и тем самым обеспечить стабильную мирную жизнь в Восточной Европе.

«Давление на Россию со стороны Речи Посполитой и Швеции в ХVII ст. было настолько сильным, что оно, — подчеркивал английский ученый А. Дж. Тойнби, — обязательно должно было вызвать соответствующую реакцию в ответ» [127, с. 147]. Не прислушавшись к мнению Льва Сапеги и не отдав на московское царствование своего старшего сына, Сигизмунд Ваза спровоцировал возникновение между Речью Посполитой и Московией во второй половине ХVII века серьезных конфликтов.

В определенном смысле попытка Льва Сапеги восстановить ВКЛ как империю времен Витовта Великого удалась. В начале XVII столетия, после побед под Кирхгольмом и Клушиным, как писал Павел Ясеница, даже в Англии высказывались опасения по поводу чрезмерного, как считалось, роста мощи огромной Речи Посполитой [133].

Внешнеполитические конфликты четко указывали правителям России на ее отсталость, необходимость модернизации политической системы. Каким бы отрицательным ни было отношение российской исторической науки ко Льву Сапеге, она все же вынуждена признать его положительное влияние, в том числе на внутриполитическую ситуацию в этом государстве. Российский царь Алексей Михайлович, сын Михаила Романова, в 1649 году, через шестнадцать лет после смерти Льва Сапеги, утвердил Соборное уложение — свод законов, большинство статей которого было заимствовано из Статута ВКЛ 1588 года. Даже из могилы Лев Сапега продолжал влиять на дела в Московии!

Одно из главных достижений Льва Сапеги во внутриполитической жизни Княжества, безусловно, утверждение Статута 1588 года. На этом многократно делали акцент белорусские ученые, поэтому не будем повторяться и заострим внимание на другом. Похоже, во время пребывания у государственного руля Лев Сапега пришел к выводу, что политическая система Княжества требует коренного пересмотра в сторону усиления исполнительной власти. На этом он и сосредоточился. При этом, преследуя интересы государственные, о личных он тоже не забывал. Всеми возможными средствами Сапега старался как можно больше государственных должностей закрепить за представителями своего клана и тем самым обеспечить первенство Сапег в средневековом белорусско-литовском государстве. Как свидетельствует статистика, ему это с успехом удалось. Став одной из первых фамилий в Княжестве, Сапеги боролись за право возглавить самостоятельное государство — ВКЛ. Кто еще в Беларуси мог замахнуться на такое? Разве что Радзивиллы. Позднее Сапеги попытались установить в Княжестве абсолютную монархию (этот процесс был вполне естественным для ряда европейских стран: Франции, Англии, России). Начали они с приобретения титулов. Младший сын Льва Сапеги Казимир Лев титуловался графом в Быхове и Сапежине [14, с. 145]. Старший Ян Станислав получил титул князя Священной Римской империи. В 1630 году он выполнял дипломатические поручения и находился при императорском дворе в Вене. Тогда-то и выхлопотал себе это почетное звание.

К сожалению, жизнь у сыновей Льва Сапеги не удалась. Судьба старшего, Яна Станислава, и вовсе была трагической. А казалось, все должно было сложиться очень удачно. Как старший сын и наследник Льва Сапеги Ян Станислав вправе был рассчитывать на многое. Но, увы, человек предполагает, а бог располагает. Ни одной из должностей, на которые претендовал Ян Станислав после смерти отца, ему не досталось. Он был дважды женат, но оба брака были недолгими. Первая его жена, Анна Схоластика, умерла в 1625 году. Вторую, Гризельду, он похоронил почти вслед за отцом — всего через несколько месяцев. Отдавая руку Гризельды Яну Станиславу, ее отчим, Криштоф Веселовский, маршалок надворный литовский, никак не предполагал, что его приемная дочь станет жертвой проклятия, нависшего над родом Сапег. Смерть Льва Сапеги до глубины души поразила нежную Гризельду, которая в это время ждала ребенка. Сохранился ее портрет той поры. На нем изображена женщина, остановившаяся перед дверью, распахнутой в неизвестность. Весь ее облик кажется воплощением страха перед будущим, вселенской печали и неизбежности судьбы. Тревожные предчувствия ее не обманули. Всего через несколько месяцев Гризельды не стало. Наследника Сапегам она так и не родила [41, с. 40].

Горе сломило Яна Станислава. Он лишился всего: родителей, жен, детей, должностей. Он все больше отдалялся от людей, избегал всяких отношений с ними. Его характер, ранее вполне сносный, стал взрывным. Любое неосторожное слово, брошенное в его адрес, он воспринимал как неуважение и оскорбление. Люди, его знавшие, были обеспокоены состоянием его рассудка. Конфликтный, необузданный, абсолютно непредсказуемый Ян Станислав стал представлять опасность даже для короля Владислава. Мемуаристы, в частности великий канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл, не скрывают брезгливого отношения к нему. В конце жизни у Яна Станислава появились симптомы психической болезни, что стало непосредственной причиной охоты на ведьм в его имениях [72, с. 121–138; 134, с. 624–629].

Если раньше над ним просто посмеивались, как над папенькиным сынком, не очень удачным полководцем, то сейчас его обходили стороной. А после неслыханного происшествия, к которому он имел непосредственное отношение, его и вовсе стали считать дикарем и сумасшедшим. Ян Станислав приказал своим слугам, вооруженным до зубов, захватить каменный дом, принадлежавший по старому обычаю виленскому епископу Абрагаму Войну. В столице Княжества было совершено настоящее насилие — поступок дерзкий и необъяснимый. Шляхетство было шокировано. На следующий день Яна Станислава потребовали к королю. При этом были приняты беспрецедентные меры безопасности. Король Владислав, опасаясь вооруженного нападения, приказал охране и канцлеру ВКЛ Альбрехту Станиславу Радзивиллу стать между ним и Сапегой. Но встреча прошла мирно. Королю удалось успокоить добрыми словами больной разум, он склонил Сапегу к возвращению епископского дворца [50, с. 169, 170]. Утомленный жизнью и поражениями, Ян Станислав согласился. Он знал, что ему уже не от кого ждать помощи. Он больше ничего не хотел, власть его более не интересовала, богатство тоже. Родных, ради которых стоило бы жить и бороться, у него не осталось. Брат Казимир Лев был для него чужим человеком: они родились от разных матерей, да и большая разница в возрасте не способствовала пониманию между ними. Ничего, кроме страданий, эта жизнь ему не сулила. Укрывшись от враждебного мира в своем имении в Ляховичах, он умер 10 апреля 1635 года.

Уже 13 апреля весть о смерти великого литовского маршалка пришла в Варшаву [50, с. 191]. Большой маршалковский жезл Яна Станислава перешел к его тестю, отчиму Гризельды Сапеги — Криштофу Веселовскому [50, с. 191]. А освободившаяся должность маршалка дворного литовского, которую занимал Веселовский, досталась Казимиру Льву Сапеге [16, с. 139]. К нему же перешло большинство сапежинских владений. Только вот счастья это богатство младшему из Сапег не принесло. Хоть он и не был повинен в смерти Раины Громычины, но благополучно дожить до глубокой старости ему тоже не удалось. В феврале 1639 года Казимир Лев Сапега в Кракове женился на Теодоре Кристине Тарновской, детей от брака с ней так и не прижил, умер в возрасте сорока семи лет. На нем ветвь Льва Ивановича на родовом древе Сапег «обломалась». Проклятие попадьи исполнилось.

Однако сын Льва Сапеги имел моральный долг перед наследниками Яна Петра Сапеги, своего двоюродного дяди, который погиб в Московии, добросовестно выполняя тайный приказ Льва Сапеги. Поэтому согласно завещанию Казимира Льва большинство его имений были переданы родственнику и крестнику Казимиру Яну Сапеге (1637–1720), и отцу крестника — витебскому воеводе и знаменитому полководцу Павлу Яну Сапеге (1609–1665) [16, с. 145].