В ноябре 1614 года от имени литовского правительства была направлена грамота московским боярам с предложением заключить мир между Московией и Речью Посполитой. В своем послании Лев Сапега упрекал московских бояр в измене Владиславу и в том, что они сначала надеялись на покровительство императора священной римской империи, но затем отказались от его посредничества, продолжают войну и держат военнопленных в тяжелых условиях.
Имя избранного царем в Москве Михаила Романова в этом письме вообще не упоминалось. На этом основании бояре сначала отказывались принять послание канцлера. Однако ради сохранения чести своего повелителя они все-таки были вынуждены это сделать. С ответом в Варшаву отправился московский посол Желябужский.
Варшавские паны встретили Желябужского как того требовал обычай. На их вопрос о здоровье бояр посол хитро отвечал: «Бояре при великом князе, дал бог, все в хорошем здравии». Когда он сказал «при великом князе», из всех сенаторов один, Лев Сапега, совсем неделикатно, можно сказать, грубо заметил: «У вас ненастоящий князь властвует. Точнее, два у вас властелина: один у вас в Москве, второй здесь, королевич Владислав, ему все вы крест целовали». Желябужский отвечал так, как в Москве строго-настрого наказывали: «Дело это старое и теперь вспоминать о нем некрасиво» [124, с. 36–38]. «Ну, это мы еще посмотрим — старое или не очень», — подумал Лев Сапега, но вслух не произнес, чтобы не спугнуть противника раньше времени.
Желябужский потребовал дать ответ на имя Михаила Романова. На что Сапега отвечал: «Сейчас мы, паны-рада, вас отпускаем с добрым делом к братьям своим боярам, от которых вы и пришли, а царского титула писать никак нельзя, о том будут великие послы с обеих сторон договариваться и судиться перед богом, и как решат это дело, тогда станут царское имя и титул писать» [124, с. 38]. К слову, московский посол не преминул подчеркнуть в своем донесении, что все литовские сенаторы хотят мира с Москвой, кроме Льва Сапеги.
Однако по уровню влияния на короля и участия в делах ВКЛ один Сапега стоил многих литовских сенаторов. И от своего намерения вернуть наследственные земли и возвести на московский престол королевича Владислава, как показали более поздние события, ясновельможный не отказался [52, с. 58, 59].
К этому времени Лев Сапега точно знал, что между русскими и шведами при посредничестве посла английского короля начались переговоры о заключении мирного договора. Канцлер хорошо понимал, что в случае успеха они объединят свои усилия — против ВКЛ, да и в целом против Речи Посполитой. Поэтому необходимо сделать все возможное, чтобы перемирие между шведами и московитами не состоялось.
Благо, препятствий на этом пути у них всегда было достаточно. В этот раз, например, камнем преткновения стала договоренность 1609 года между прежними государями: царем Василием Шуйским и королем Карлом IХ. Новый шведский король Густав Адольф требовал сохранить в неприкосновенности города, которые отошли к Швеции по договору 1609 года, и выплатить вдобавок семь миллионов рейхсталеров контрибуции. Чтобы добиться своего, он даже осадил Псков. Но осада не приносила никаких плодов. Шведское королевское войско было истощено смертями и болезнями. Глубокой осенью 1615 года здоровыми оставались только треть воинов, к тому же русские самоотверженно защищались. После очередного неудачного штурма осаду сняли: приближались зимние холода, да и посольство Генеральных Штатов из Нидерландов подоспело в помощь Михаилу Романову.
Шведско-московские мирные переговоры, которые длились около года при английском посредничестве, ни к чему не привели. Однако противоборствующие стороны были согласны искать компромисс. Правительство Михаила Романова склонялось к заключению мирного договора со шведами.
Прибытие посольства Генеральных штатов особенно беспокоило Льва Сапегу. Нужно было срочно что-то предпринимать. На возобновление военных действий сейм Речи Посполитой согласия не давал, потому Сапега был вынужден прибегнуть к старому, но очень действенному средству — своему тайному оружию. Он направляет Александра Лисовского, чтобы захватить посольство и тем самым приостановить переговоры. Слухи о приближении двух с половиной тысяч конных всадников доходят до посланцев из Нидерландов в конце ноября 1615 года. Кровь стынет в их жилах. Они наслышаны, что пан Лисовский, если «…ему удается добыть лучших коней… подобно молнии, бросается вперед, уничтожая все, что попадается ему на пути и чего он не способен вывезти с собой» [90, с. 227]. Русское сопровождение посольства пытается успокоить представителей Нидерландов: «Великий князь имеет довольно сил и средств, чтобы сдержать набег его (Лисовского —
В начале января 1616 года русские и представители ВКЛ встретились под Смоленском, однако мирный договор подписан не был. Главным образом потому, что великий князь Михаил Романов первым делом жаждал заключить мир со шведами. Его уполномоченные на переговорах со шведской стороной всячески доказывали, что дела шведов пойдут хуже, если великий князь сначала примириться с Речью Посполитой. Не имея никакой информации о том, чем завершились переговоры со шведами, Михаил Романов не спешил заключать мир с Королевством Польским и ВКЛ.
На сейме, проходившем в Варшаве с апреля по июль 1616 года, Лев Сапега выступил с предложением о подготовке новой военной экспедиции в Москву и об активном заселении шляхтой присоединенных во время войны восточных территорий. В поход против Москвы было решено направить королевича Владислава, которому уже исполнился двадцать один год. В качестве советников назначили восемь комиссаров, среди них был и Лев Сапега [124, с. 95]. Мотивами военной экспедиции в Россию объявили вступление на московский престол королевича Владислава и закрепление Смоленского воеводства.
Дело оставалось за малым — найти средства для финансирования этой кампании. Сапеге вместе с другими сенаторами пришлось сильно постараться, чтобы на конвокационном съезде представителей шляхты ВКЛ (в апреле 1617 года) добиться введения на два года новых налогов. Но этого было недостаточно. Пришлось великому канцлеру, как уже не раз случалось, опустошить собственные карманы.
Планировалось, что армию возглавит гетман коронный Жолкевский, но он отказался участвовать в этом предприятии, поэтому главнокомандующим был назначен гетман великий литовский Ян Кароль Ходкевич. Сигизмунд надеялся на его военный талант и опыт. Отмечая заслуги гетмана, король после смерти Николая Радзивилла Сиротки отдал Ходкевичу также и должность воеводы виленского [71, с. 305]. Значительно усилив могущество Яна Кароля Ходкевича, правитель Королевства Польского отыгрался за то, что Сапега помешал ему занять московский престол. На канцлера возлагалась обязанность дипломатическими средствами способствовать победе. Военных талантов у него Сигизмунд не замечал.
А что же Ян Кароль Ходкевич? Новые военные победы его ничуть не прельщали. В письме королю он писал: «У меня, по правде, и силы истощены, и здоровье испорчено, на закат идет, на покой тянет. Служил достаточно Вашему королевскому величеству и Речи Посполитой от юности моей: остаток же лет своих рад был бы посвятить себе» [71, с. 303] (пер. наш —
Наконец в июле 1617 года сын Сигизмунда отправился в поход. Путь войска лежал через Беларусь. Лев Сапега устроил прием королевичу в своих резиденциях в Ружанах и Слониме и отдал в его распоряжение две роты из своих владений — гусарскую (двести всадников) и пехотную (сто человек), кроме того, сам лично взялся сопровождать королевича [14, с. 109]. Армия, хоть и была немногочисленной (примерно одиннадцать тысяч человек), обладала высокими боевыми качествами. Уже в начале кампании были заняты Дорогобуж и Вязьма. Но в многочисленных боях истощались и материальные запасы, и силы воинов. Поэтому Сапеге пришлось отправиться в Вильно за денежным подкреплением. Однако собранных средств было недостаточно. И по возвращении канцлеру ничего не оставалось, как виновато развести руками: денег нет — одни только надежды привез. Воины, разумеется, возмущались и сетовали на судьбу, мол, коли враг не разбил, то голод добьет. Многие покинули поле брани и вернулись домой. С гетманом осталось не более тысячи всадников, да и те обещали служить до января. Боевой дух воинов подняло известие о том, что на помощь им идет двадцать тысяч запорожских казаков во главе с гетманом Петром Канашевичем-Сагайдачным. Ходкевич послал вождю казаков гетманскую булаву и хоругвь как знаки власти над казацким войском и принятия их на службу Речи Посполитой. Выступление запорожцев инициировал Лев Сапега. Он предложил казакам помочь Владиcлаву вернуть царский трон — и те двинулись от Днепра, взяли по дороге Елец, Ливны, Калугу и другие города. Но в столице готовились к обороне [71, с. 308].
В октябре 1618 года Владислав Ваза с гетманами великим литовским и казацким подошли к Москве. Королевич находился в селе Тушино, а Сагайдачный с казаками — около Донского монастыря. Однако штурм Москвы результатов не дал, Можайск и Троице-Сергиева лавра тоже не были взяты [14, с. 110].
На это время приходится политический дебют еще одного из сыновей Льва Сапеги — Криштофа. Этот дебют нельзя назвать удачным. Направляя в Москву своего сына со списком желанных городов, ясновельможный рассчитывал предварительно согласовать условия заключения мирного договора, но москвичи перехитрили Криштофа Сапегу: заставили его отказаться от лучшего северского города Брянска, записав вместо него Попову гору (ныне — Красная Гора Брянской области). Остались неопределенными и границы Велижской волости. Это вызвало гнев отца. Он кричал на московских посланников Шереметьева и Соловей-Протасьева: «Что-то я про такой город, Попова Гора, никогда не слышал!» [124, с. 106].
Снова овладеть Москвой сил не хватило. Посоветовавшись с Владиславом, канцлер решился начать переговоры о перемирии с Московией. После нескольких предварительных встреч с московскими представителями 1 декабря 1618 года в селе Деулино, что неподалеку от Троице-Сергиевой лавры, Л. Сапега, лично возглавлявший комиссию, поставил свою подпись на грамоте о перемирии между Речью Посполитой и Московией на четырнадцать лет и шесть месяцев. Согласно условиям Деулинского перемирия к ВКЛ отходили Смоленск, Белый, Дорогобуж, Стародуб, Попова гора, Чернигов, Трубчевск, Серпейск, Невель, Себеж, Красен, Новгород-Северский, Велижская волость и Монастырское городище. Со своей стороны канцлер обязался вернуть пленных, среди которых был князь Василий Голицын, а также родной отец царя Михаила Романова. Такой результат стал возможен благодаря принципиальности и настойчивости канцлера, подтверждением чего являются его речи, дошедшие до наших дней в скупых записях протоколистов тех времен.
Чувствуя свою силу, Л. Cапега действовал как никогда бескомпромиссно и категорично. К примеру, 24 ноября 1618 года, когда московиты стали упорствовать в своих требованиях, он решительно и недвусмысленно заявил им: «Нет ни терпения, ни желания дальше спорить с вами… Завтра же армии отдадим приказ наступать, а сами уедем на сейм». После этих слов все стало на свои места и дополнительных аргументов не понадобилось. Очень выгодное для ВКЛ перемирие все же не принесло большого удовлетворения Льву Сапеге, а тем более Владиславу, который был избранным царем Московии, но не правящим монархом. Они рассчитывали на полную победу — овладение Московией и разделение ее между Королевством Польским и Великим княжеством [52, с. 59, 60].
Королевич Владислав сохранил за собой титул царя московского и Всея Руси, но на троне остался Михаил Романов, которого заставили отказаться от титулов Инфлянтского (Ливонского), Смоленского и Черниговского владыки. Вопрос об окончательном мире был отложен до лучших времен.
ebooksa