Соджун опускается на одно колено, укладывает женщину обратно, укрывает.
— Я только бревно поправлю, костер почти погас, — говорит он тихо и вылезает из убежища.
В норе тут же становится просторно и прохладно. Елень кутается в плащ, садится, чтобы лучше видеть капитана. Она наблюдает за ним, благо костер из-за подброшенных сучьев вспыхивает с новой силой, Соджун укладывает сверху бревно и вдруг исчезает из поля зрения. Но вот всхрапнула одна из лошадей, звякнула упряжь, шепот капитана едва слышен. Ходит же он совершенно беззвучно: вдруг появился с другой стороны, и женщина от неожиданности вздрогнула. А он подсел к костру и вытянул над огнем большие руки. Поежился, огляделся, до утра еще было далеко: небо чернильное с россыпью крохотных далеких звезд.
Елень смотрит в широкую спину и вздыхает. Она все понимает. Ей не нужно ничего объяснять. Он любит ее и желает обладать. И эта ночь тому доказательство. С той самой ночи Соджун не переступал черту, да и в тот раз, если бы Елень сама не предложила себя, он бы никогда… Сам бы никогда. Потому что его любовь сильнее страсти. Гораздо сильнее. Она острее, нежнее и важнее. Если бы Елень до сих пор была замужем, так и не узнала бы о чувствах капитана магистрата. Он бы не позволил. Так же был бы вхож в их дом, так же беседовал бы с Шиу, а она бы просто сидела рядом и ничего не знала бы о его истинных чувствах…
Но Шиу уже год как нет. И все, что было связано с той жизнью, кажется сном. Несбывшимся сном. Почти забытым сном. Как и не было ничего. А капитан Ким Соджун есть. И сейчас, глядя на него, Елень понимала, что ему стыдно и он не знает, как вернуться в палатку, где ждет она. И тогда женщина встает, чтобы идти за ним, чтобы позвать его обратно в тепло. Она привстает, плащ соскальзывает с плеч…
— Господин! — зовет она и только тут замечает, что на рубашке не осталось завязанных тесемок. Она подхватывает разъехавшиеся полы, запахивается и вскидывает испуганные глаза на капитана. Он смотрит на нее, а в темных омутах тлеет страсть…
А если… если она сейчас опустит руки и позовет его… позовет к себе, и он подойдет… и он… Что-то обжигающе горячее взрывается в голове. На долю секунды Елень слепнет и глохнет, только бешеный галоп сердца, отдается во вскипевшей крови. Волна желания накрывает с головой. Становится так жарко, что хочется снять с себя все. Воспоминания о руках этого сильного мужчины на голом теле обжигают сознание. Хочется… так остро хочется…
Руки дрожат, и она едва справляется с завязками. Елень чувствует, как горит все тело. Она уже не смотрит на капитана, уже не зовет его, боясь, что он может увидеть ее такой… такой, какой она себя еще не знает. И это пугает. Она поворачивается к Соджуну спиной, и пока тот укладывается, делает вид, что засыпает. Но он улавливает что-то острое, необъяснимое. Укрывает ее, а потом ложится.
Перед его глазами напряженная узкая спина, и Соджун понимает — Елень не спит. Он слышит это по прерывистому дыханию: спящие так не дышат. Он поправляет плащ, и женщина замирает. Даже не дышит. Он тяжело вздыхает, кладет руку на талию. Под ладонью упругие мышцы, не женщина — тетива взведенного лука. Соджун сильней, крупней и может… Но он тянет ее на себя, и Елень поддается, поворачивается к нему, и он вновь укладывает ее головой себе на руку, обнимает обеими руками.
— Спи, скоро рассвет, — слышит она, и горячее дыхание касается ее уха.
Елень будто выдыхает. Сердце бешено колотится, и женщина боится, что капитан это почувствует, ощутит. Но тепло его большого тела успокаивает и убаюкивает, и незаметно для себя она скоро забывается глубоким сном в объятиях любящего человека.
[1] Дело в том, что в традиционном корейском доме
Глава тридцать вторая.
Не вернувшиеся вовремя родители напугали детей. Те ждали их до глубокой ночи. Анпё несколько раз выходил за ворота, но хозяева так и не вернулись до темноты. На Сонъи и Хванге было страшно смотреть. Чжонку, как мог успокаивал, что родители просто не успели спуститься с горы до темноты и заночевали в лесу. Девочка кивала, но на душе было тяжело. Вместе с Хванге они соскочили с утра пораньше и не уходили со двора. И впервые Сонъи без приказа переоделась, сама достала лук и стала метать стрелы в мишень. Выпустив с десяток стрел, она почувствовала непоколебимую уверенность и злость. Вот вернется матушка с капитаном, и она им скажет… Она им скажет, что так поступать нельзя. Уж она скажет! Чжонку смотрел на девушку и видел эту злость. Но лучше метать стрелы, чем просто мучиться неведением.
После обеда уставшие и измученные вернулись Елень и Соджун. Увидев детей, занятых делом, они даже немного опешили. Сонъи, увидав мать живой и здоровой, едва не заплакала, но смогла сдержаться: стрельба помогла. Сонъи просто подошла и ткнулась лицом в плечо матери, Елень все поняла. Обняла дочь.
— Простите нас, дети! Доктор Ан совсем плох, вон даже козу пришлось забрать.
— Из-за козы и задержались, — усмехнулся Соджун, — не хотела идти, боялась, что мы ее съедим. Пришлось всю дорогу уговаривать!
Дети неуверенно улыбнулись, а капитан, чтоб немого развеять тяжелую обстановку, стал в красках рассказывать, как говорил с козой, и что она ему отвечала. Через минуту все уже хохотали, и страх отступил в тень. Капитан это видел очень ясно, а потому продолжал шутить.
Вот и подошла годовщина страшных событий прошлого года. Семья навестила могилу в горах, отвела службу в храме. Дома устроили поминки. Дети плакали, Елень — нет. За год произошло так много всего, что ей казалось, что и не год прошел, а лет десять, не меньше. Поместье, принадлежавшее когда-то семье, так и пустовало. Елень как-то раз проходила мимо. Остановилась, глянула на запертые ворота с выцветшей желтой печатью и пошла дальше. Что себе душу травить?
Незадолго до первого снега сыграли скромную свадьбу. На разостланной посреди двора циновке перед ширмой стояли угощения и подношения. Жених смотрелся важно и все оправлял на себе новую одежду. Он заметно волновался, потому что невеста весь день не показывалась из дома. Не было гостей, не было чужих, только в кругу своей семьи праздновалось торжество, но Анпё это не смущало, как и его невесту, которую, придерживая за локти, вела к циновке улыбающаяся госпожа. Новобрачные кланялись друг другу, кланялись гостям и смущенно улыбались. Гаыль не поднимала счастливых глаз, и Елень радовалась за нее. После торжества молодоженов проводили в отремонтированный домик, где теперь они будут жить вместе.
ebooksa