Любовь и проклятие камня

— Я знаю, хён, что тебе никогда не разрешат на ней жениться. В бесчестье будет жить?

— Я ее любить буду!

— И я, — спокойно ответил Чжонку и улыбнулся. У Ынчхоля похолодел затылок: и это тот самый мальчишка, который ударил его на рынке прилюдно? — Мне нечего терять. У меня только она, а у нее только я. Я еще не решил, что сделать, чтоб мы смогли быть вместе. Но поклялся себе, что найду этот способ.

— Она дочка наложницы твоего отца!

Чжонку усмехнулся, приблизился к Мингу и очень тихо сказал:

— Вот только госпожа ему не наложница. И никогда ею не была. Отец он тоже… Он тоже ищет способ, чтобы любимая женщина жила в чести, а не прозябала в бесчестии.

Мингу, побледнев еще больше, не знал, что сказать. Вмешался Ынчхоль.

— А как же… Все же говорят…

Чжонку еще раз тяжело вздохнул, повернулся к мишеням и натянул лук. Стрела легла на тетиву, а потом сорвалась в полет и, описав красивую, ровную дугу, воткнулась в центр темного круга мишени. Парни проследили за ней глазами.

— На чужой роток не накинешь платок, — ответил Чжонку и наложил новую стрелу. — Хён, я не осужу тебя, если ты перестанешь со мной общаться или отвернешься от меня. Но не прощу, если вмешаешься в наши с Сонъи отношения. Мы дали обещания друг другу.

— Но я тоже давал…, — начал было Мингу и смолк на полуслове.

— Давал. Но не сдержал же. А она и вовсе ничего не обещала. Я это знаю. И я тебе уже говорил, хён. Я за нее отдам жизнь. Знаю, что ты не трус. Ты за меня стрелу поймал…

— Я целился мимо! — встрял Ынчхоль.

— Как бы там ни было, но стрела, предназначенная мне, ранила тебя, и я этого никогда не забуду. И буду благодарен до последнего вздоха. Если представится случай, отплачу, но Сонъи… Сонъи не вещь, чтобы выменивать на что-то, даже на жизнь. Да и ты слишком честный, чтоб просить о таком.

И Чжонку продолжил стрелять. Мингу смотрел на друга, который годился ему в младшие братья и не знал, как быть дальше. Он рассчитывал на иной исход разговора. Думал, что Чжонку сам находится в ловушке обстоятельств. Если бы мать Сонъи действительно была наложницей капитана, то по закону девушка бы приходилась сестрой Чжонку, и тогда… Ведь дома Мингу хватило смелости спросить, может ли он взять наложницу. Но в голове не укладывалось: Сонъи — наложница!? Самому было противно думать об этом, но в одном юноша был уверен, его скорей выгонят из дома, чем разрешат жениться на ней. Девушка не принесет ни достатка, ни чести семьи, какой в ней прок? А чувства… чувства в расчет не шли. Они мимолетны. Стоит ли за них держаться? По суждениям взрослых, не стоит.

Вот только Чжонку, как и его отец, думал иначе. И то, что самому Мингу, казалось замкнутым кругом, для отца с сыном виделось путем, где можно было найти крохотную лазейку. Только искать нужно тщательно и осторожно, чтоб не упустить ничего. И Мингу и не сомневался, они найдут этот выход. Но собственные чувства казались острее, а своя боль — больнее. Поэтому он постоял, посмотрел на друга, которого уважал и с которым делил комнату, и не в силах что-либо изменить, спустился с помоста и ушел. Ынчхоль проводил его глазами.

— Чжонку…

— Ынчхоль-хён, побудь с ним. Пожалуйста, — попросил Чжонку, перебив друга.

Ынчхоль закивал и побежал за Мингу. Чжонку посмотрел ему вслед и вновь натянул лук. Из сложившейся ситуации он не видел выхода. А домой он вернется только через двенадцать дней. И эти двенадцать дней придется сосуществовать с Мингу, который влюблен в его девушку.

Мингу не прятался от Чжонку, но и в глаза не лез. Ынчхоль, переехав к ним в комнату, оказался между молотом и наковальней. Теперь он жалел, что так настаивал на переезде. В комнате царила гнетущая тишина. Друзья не ссорились, но и общаться, как прежде, не могли. Стоило Мингу посмотреть на Чжонку, ему тут же мерещилась рядом с ним Сонъи, и ничего поделать с собой он не мог.