Любовь и проклятие камня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ку… куда? — помертвевшим голосом спросил он.

Женщина пожала плечами.

— А никуда! — ответила она весело и даже засмеялась, и капитана пробрало до костей: она смеялась, а глаза были дикими. — Мне некуда идти! Если только в Мин. И что там? Ну что? Как жить? Где? У теток? Да я даже не знаю, живы ли они. Мне некуда идти. Совсем.

— Елень…

Она посмотрела на мужчину, взгляд, как прикосновение, скользнул по лицу, остановился на плечах.

— Сколько раз? Сколько раз вас ударила та женщина?

Соджун улыбнулся.

— Да она уже не так сильна, как раньше. И била слегка. Мне не больно совсем! — и сказав это, он подвигал плечами, стараясь не кривиться от боли.

Елень, не спускавшая с него глаз, потупила взор.

— Вы лжете. Вам больно. Очень больно.

— Не больно, говорю же…

Госпожа поднялась, ее качнуло, Соджун, было, вскочил, но она пригвоздила его взглядом к полу и вышла. Капитан остался один. Поднялся, задвинул сундук, сложил туда ткань, поставил шкатулки на этажерку. Одну Елень принесла из поместья Пак, вторую купил сам Соджун. Капитан провел рукой по инкрустированной крышке, и тут вошла Елень с какими-то склянками в руках.

— Снимайте ханбок, — сказала она, устанавливая склянки на свой столик.

— Не стоит…

Но она подняла на мужчину глаза, и тот повиновался. Левая рука с трудом поднималась. Соджун снял куртку, стащил верхний ханбок, оставшись только в нижнем, Елень оглянулась и побледнела так, что капитан испугался. Он раздевался и на одежду не смотрел, а женщина видела, видела кровавые следы на ней. Губы задрожали, Елень закусила их и отвернулась к своим склянкам. Капитан охнул, но сумел-таки отодрать еще не совсем присохшую к ранам одежду.

Он сидел на женской постели, чувствовал прикосновение ласковых рук, ощущал горячее дыхание на своей коже и молчал. Мазь пощипывала ссадины на плечах, но Соджуну было хорошо. Он пытался поймать взгляд любимых глаз, но Елень отводила взор. Она перебралась ему за спину, что-то бормотала и иногда шмыгала носом. Капитан тяжело вздохнул, и вдруг почувствовал прикосновение губ где-то в районе лопаток. Горячее дыхание обожгло кожу, и он весь — от макушки до пят — покрылся гусиной кожей. А узкие ладони скользнули ему на грудь, притянули к себе большое тело, и мужчина боялся пошевелиться.

Елень смотрела на ссадины сквозь пелену слез, и душа рвалась из тела.

— За что вы любите меня? Я ничего не дала. Я ваше проклятие. Проклятие!

Капитан едва дышал. Он накрыл своей пятерней женские ладони, поднес к губам и поцеловал сначала одну, затем другую. Обе пахли мазью, но Соджун уже и не думал о ссадинах.

— Я просто люблю. Люблю, потому что не могу не любить, — проговорил он, пытаясь заглянуть за спину, но Елень прижималась щекой к его плечу, и он не видел ее.