Любовь и проклятие камня

Соджун не успел отреагировать на эту новость, потому что сзади вдруг раздался какой-то сдавленный крик, и капитан обернулся. За ним стояла Елень, которая зажимала рот обеими руками, давя в себе крик ужаса и скорби.

— Нужно спешить! Жду вас через две минуты, капитан, — проговорил начальник стражи, но, заметив Елень, смягчился: — пять минут. Через пять минут мы должны отправиться в резиденцию семьи Ли для охраны будущего наследного принца, королевы, принцев и принцесс.

Сказав это, Син Мён поклонился, и капитан закрыл ворота. Елень едва держалась на ногах, она смотрела дикими глазами на Соджуна, и тот испугался не на шутку. Госпожу затрясло, и она стала оседать на землю, чувствуя, как та уходит из-под ног. Капитан хотел подхватить ее на руки, но Чжонку вдруг опередил отца и взял женщину на руки.

— Вам нужно спешить, начальник Син вечно ждать не сможет! — сказал взрослый ребенок и поспешил на женскую половину дома.

Капитану ничего другого не оставалось, как одеться и ехать на службу. Через три минуты он покинул поместье. А душу терзали сомнения: может, лучше и правда уехать?

[1] Такие вещи именно изготавливались. Если у традиционного ханбока самый простой крой, то у таких утепленных вещей, предназначенных для воинов, и крой, и пошив весьма незаурядные. Изготовление одного воротника чего стоит.

[2]Король Танджон в возрасте 11 лет унаследовал престол в 1452 г. В 1455 г. свергнут своим дядей королем Сэчжо, оправлен в ссылку, где через год был казнен.

Глава тридцать девятая.

Три дня принц Суян простоял на коленях перед дворцом Кёнбоккун[1], умоляя юного короля взять свои слова обратно. И люди видели скорбь и отчаяние на лице будущего монарха, однако, когда принц Суян падал ниц, самодовольная улыбка искажала уже немолодое лицо. Дворец, предчувствуя перемены, утопал в слезах и яде. Власть менялась, и все: и знать, и простой люд, и евнухи[2] дворца страшились этого.

Все три дня Соджун провел в резиденции человека, который уже видел себя королем страны. И принцы, и принцессы — дети его светлости — не скрывали радости, что скоро будут жить во дворце. Капитан услышал разговор венценосных подростков и промолчал.

«Что хорошего в жизни во дворце? Никто из них не сможет его покинуть, даже если очень захочет! Принцы всю жизнь будут смотреть друг на друга, как на соперников. Принцессы увидят своего избранника лишь на свадьбе. И будет этот избранник из нужной семьи, с нужными связями и умениями и принадлежать нужной партии. Или вообще без рода и племени. Такой, чтоб постоять за него было некому. Так выдали замуж принцессу Гёнхе. Чжон Чжон[3]— прекрасный человек, но из обнищавшего рода. Да, его дед когда-то спас страну, но отец не только не смог преумножить славу своего родителя, но и растерял подаренное. Жить во дворце — всегда оглядываться. Даже в кругу семьи»,— размышлял Соджун.

Он думал о Елень, о том, каково ей после всего случившегося. Не болит ли синяк? Да и потом, пока он торчит перед резиденцией светлейшей семьи, проходимцы, напавшие на его любимую, наверняка, уже успели покинуть город. Это его расстраивало.

Елень смогла погоревать только несколько часов. Еще не рассвело, как в комнату к ней постучал взволнованный Анпё — у Гаыль начались роды. Госпожа поспешила к служанке, Чжонку с двумя лошадьми рванул за повитухой. Эта женщина когда-то помогла появиться на свет и Сонъи, и Хванге. Елень за ее помощь Гаыль посулила серебряную черепаху, и повитуха согласилась. В полдень в комнате раздался первый крик сына Гаыль и Анпё. Молодая мать плакала и беспрестанно целовала макушку новорожденного. Отец едва сдерживал слезы, глядя на долгожданного кроху.

С его появлением жизнь изменилась. Часть забот пришлось разделить между домочадцами. Навалились хлопоты, и Елень даже позабыла о своем синяке, пока случайно не задела его. Позвала Чжонку и Хванге, да и отправилась на рынок.

Она сразу нашла ту злополучную лавку. Это была богатая лавка, на полках которой стоял благородный фарфор, и не было ни чашки в технике пунчхон. Елень представила тетушку Мугук здесь и вздохнула: эта посуда хозяйке таверны не по карману. Вышел сухощавый господин, подошел к замотанной в покрывало госпоже, спросил не угодно ли чего, и только тогда Елень опустила покрывало с головы и повернулась к мужчине. Он тут же отступил назад и побледнел. Елень скривилась: а ведь она так надеялась…

— А где чаши пунчхон? Распродали? — спросила она.

Гончар поджал губы и заложил руки за спину.

— Вы сюда с какой целью пришли? — поинтересовался он сухо.

— А вы не догадываетесь? Я пришла с той же целью, с коей вы наняли тех людей, — и изящная рука легла на стеллаж, где красовались белыми боками фарфоровые вазы, и надавила на него. Стеллаж качнулся, хозяин взвизгнул и схватился за боковую стенку стеллажа с другой стороны.

— Я ничего не делал! Что вы себе позволяете? Я напишу на вас…