— Готово, — пробормотала Елень, и капитан обернулся и тут же смущенно отвел глаза.
Грудь поддерживал широкий плотный лиф, завязывающийся на спине несколькими тесемками. Чима была спущена до бедер, оголяя бледную кожу, открывая взору живот в том числе и пупок, и огромный лиловый синяк, разлившийся с правого бока ровными краями, уродовал стройный стан. У Соджуна едва не подкосились ноги.
— Доктор Хван, — кое-как промолвил он сухими губами.
— Он уехал, как сошел снег. Ты же знаешь…
И тогда Соджун поднял на Елень глаза.
— Расскажи, как болит. Опиши боль.
— Да она почти не…
— Опиши боль. Скажи, что чувствуешь.
И Елень сдалась. Ей было неловко настолько, что она была готова провалиться сквозь землю. Опять она перед ним голая! Опять он напуган! Опять обвиняет себя. И тогда она шагнула к нему, наступила на спущенную юбку и едва не упала. Капитан подхватил ее, и она неуклюже ткнулась ему носом в грудь.
Вновь мужские руки на обнаженной коже. Вновь острое, горячее дыхание на макушке, вновь бешеный галоп сердца под ухом, и собственное откликается мучительно-щемяще. И Елень вдруг обняла капитана.
— Больно. Мне больно, Соджун. Я думала, что смогу его достать, но он увернулся, и я налетела на телегу. Я даже не заметила, что ударилась. Этот человек… Этот человек… Он разбивал наши горшки! Он сталкивал ящики с телеги и бил посуду. А я… Я не смогла его остановить. Пыталась, но не смогла. Он воин, но навредить мне не хотел. Я достала его клинком… Но он перебил почти половину моей посуды!
И Елень задышала часто, боясь заплакать. Сейчас слезы были ни к чему.
Мужчина отстранил ее от себя, присел на сундук, стоящий позади него, и притянул к себе Елень. Она шагнула и замерла, а капитан всматривался в темное пятно, боясь прикоснуться к нему. Верхняя часть пятна залезала на ребра, нижняя — опускалась за линию, до которой была приспущена чима. Этот страшный синяк не смогла скрыть и раскрытая ладонь Соджуна. Капитан судорожно сглотнул.
— Опиши боль, — вновь повторил он.
Женщина тяжело вздохнула, но за бок не взялась — хорошо, значит, ребра целы.
— Ноет, и будто перекатывается, — тихо ответила Елень.
Соджун, терзаемый собственным бессилием, сжал и разжал кулаки, поднял на любимую глаза, там плескались тоска и боль. Огонек свечи дрожал, освещая бледное лицо Елень и ее грустные глаза, виновато глядящие на капитана.
Она впервые видела его с распущенными волосами. С них еще капала вода, ханбок на спине промок, и, наверняка, мокрый шелк холодил кожу. Без пучка Соджун выглядел иначе. Он вдруг стал старше и суровее и походил на какое-то древнее божество, лик которого Елень видела когда-то в детстве, вот только припомнить не могла, где именно. И ладони, невольно сжимавшиеся в кулаки, чуть дрожали. Елень улыбнулась и провела рукой по волосам капитана. В этот миг глаза мужчины дрогнули, и взгляд потеплел, а она шагнула к нему еще ближе и притянула к себе. Робко, неуверенно капитан склонил голову на высокую женскую грудь. Кулаки разжались, и Соджун прижался к груди любимой женщины, обняв стройный стан одной рукой. Он слышал учащенное биение ее сердца, чувствовал пульс под бледной, прозрачной кожей, ощущал ласковое поглаживание узких ладошек по голове и плечам, и страх, отравляющий душу, отпускал из своих цепких лап жертву. Соджун тяжело вздохнул:
— Я сойду с ума, если с тобой что-нибудь…
— Тихо, тихо…, — прошептала Елень, склоняясь к нему.
ebooksa