Немудрено, что жребии были найдены так скоро. Агапет выбирал для колонии путь, Рузульвет защищал от врагов, Медеор врачевал, Метерон заботился о потомстве, Экольген предрекал будущее. Каждый принял на плечи груз по силам, и каждый честно следовал своему жребию. Даже малыш Катимбер нашел занятие, к которому был пригоден.
Елегиаст сохранял знания. Он сберег все, что было в Ковчеге, и обучал этому детей, когда они начали рождаться. Его первым учеником стал маленький Аэтернус. Прозванный средь титанов Прозорливым, Елегиаст начертал карту этого мира, и узнал языки его обитателей, и составил полный гербарий, а затем и бестиарий. Всем, что узнавал, он щедро делился с остальными, и был счастлив, следуя своему жребию.
Но со временем ему стало недостаточно. Среди молодых титанов появились другие, избравшие жребий воспитания и обучения, а Елегиаст обрел более фундаментальное понимание своего. Будучи высшим титаном, он был невероятно могуществен, и он использовал это для получения все новых знаний.
Он три тысячи лет познавал вселенную, он стал самым всезнающим существом на Камне, но так и не достиг желаемого. Полная экзистенциальная мудрость оказалась невозможной без познания определенных вещей.
Другая сторона бытия. То, что ожидает за чертой. Жизнь после жизни.
Смерть.
Елегиасту было сложно добиться смерти. Таково уж проклятие истинно бессмертных – если ты все-таки решил, что зажился на этом свете, приходится порой долго искать средство. Это у смертных выбор богатейший – достаточно съесть что-то не то или шагнуть с края утеса.
Их убивает гравитация, убивает отсутствие воздуха, отсутствие еды, отсутствие воды, не та вода, не та еда, не тот воздух. Их убивает попадание в организм инородных предметов, естественное изнашивание организма, внутренние поломки организма. Болезнетворные хомунции, кинетическая энергия, неподходящая температура, а иногда даже испуг.
У смертных полно проблем в этой жизни, но у них совершенно точно нет проблем с ее окончанием.
У титана выбор гораздо беднее. Друг друга титаны не убивают, а большинство прочих существ с подобной задачей не справляются. Елегиаст подумывал разыскать кого-то из первородных Всерушителей или драконьих царей, но в конце концов передумал.
Обычная смерть его ведь тоже не устраивала. Это не тот опыт, который можно испытать дважды. Раз уж он собирался совершить подобное, то желал получить все, что удастся. Умереть как можно медленнее и мучительнее, проникнувшись каждым аспектом этого неповторимого переживания.
Нет, теорию он знал, конечно. Елегиаст знал все. От биохимических и электрохимических процессов до возмущений в наномире и эктообразующих изменений в тонком теле. Но это все было не то – титан желал прочувствовать все лично, узнать каждую деталь на собственном опыте.
- Ты не передумал? – раздался голос сразу отовсюду. – Скажи одно слово – и все прекратится.
- Я… дойду… до конца… - прохрипел Елегиаст, корчась в петле.
- Ты умираешь уже семь лет, титан Елегиаст. Разве тобой пережитого еще недостаточно?
- Умираю… но не умер…
Листва Деодора зашелестела, древний колосс шумно вздохнул. Шестнадцать тысяч лет он растет на этом месте, шестнадцать тысяч лет минуло с тех пор, как юный бог посадил здесь Мировое Древо. Деревянный исполин пережил Мировой Катаклизм, уцелел в расколе континентов и войне богов. Его корни уходят в Шиасс, а ветви касаются Сальвана. И в каждом кусочке его коры, в каждой веточке и листочке живет дух его создателя, воплощается бог Космодан.
Потому и избрал Елегиаст его средством своей погибели. Потому и явился сюда семь лет назад, и призвал богов, и повесился на Мировом Древе. Бог Экезиэль, сальванский кузнец, выковал те гвозди, что пронзили его запястья и лодыжки. Бог Скогарох сполна наградил его страданием, что достигло титанова сердца. И бог Йокрид присутствовал при этом, давая Экезиэлю советы и насмехаясь над решением Елегиаста.