Ну а затем… ладно, не будем раздувать интригу. Все знают, что собой представляет Энзирис сейчас. Его земная жизнь была фантастически бурной, фантастически насыщенной и фантастически кровопролитной. Он не знал любви и не завел семьи – война заменила ему все радости и стала самоцелью.
А когда умер Кневит… Энзирис стал идеальным кандидатом на замену. Свободные потоки ба-хионь должны были куда-то поступать, им требовалось устье – и прямо здесь был могучий титан-полубог, который убил бога войны.
Дальнейшее было ожидаемо.
Многие боги рождаются спокойно и бесшумно. Как Грандида, вылезшая из котла, или Солара с Гласитаридой, которые просто осознали себя. Мир духов все равно озаряется возмущением психической активности, но смертные его обычно не замечают. Чувствуют это только волшебники, да и то не все.
Но с Энзирисом все прошло не так. Он богородился громко, с фанфарами и массой трупов. Рев гипердвигателей и ядерные взрывы окаймили появление нового бога войны. А он своим первым помыслом утопил в разрушительном огне флот федератов, милостиво даровав победу тем, на чьей стороне сражался при жизни.
Они, кстати, стали потом его первой паствой.
Теперь в руках Энзириса оказалось божественное могущество, а его жребий обрел законченность. Он вдруг понял, что достиг того самого, к чему изначально и стремились титаны.
Отныне он мог заниматься всем тем же, чем занимался при жизни… только больше и лучше. Не быть просто каким-то наемником, который носится в поисках битв по разным мирам.
Он сам стал воплощением войны.
А это значило, что он мог участвовать сразу в куче войн одновременно. Незримо или даже зримо присутствовать везде, где летят головы и льется кровь.
Энзирису не требовалось раздувать новые войны. Смертные и бессмертные прекрасно справляются с этим сами. Война – неотъемлемый аспект бытия, и, как у любого значимого явления, у него должно быть свое воплощение, должно быть свое божество.
Энзирис абсолютно точно не стал добрым богом. Война не бывает доброй. Энзирис нес смерть всем своим существом. Он воплощался в мече, что вонзается в плоть, воплощался в пуле, что летит сквозь раскаленный воздух. Он был ржанием коней и грохотом пушек, он вздымал каменный топор и нажимал большую красную кнопку. В каждом сражении он бушевал в самой гуще, крошил направо и налево всех, кто подворачивался.
Он не смотрел на лица, не заглядывал в души. Меч войны безжалостен. Падает и сильный, и слабый, и повинный, и невинный. Победа может ждать как великого героя, так и ничтожество. Как справедливого правителя, так и тирана. Как праведника, так и подонка.
Война – это смерть, а смерть – великий уравнитель.
Поначалу Энзирис был в упоении. Однако он очень быстро осознал, что теперь его личное участие в битвах похоже на какую-то игру, в которой невозможно проиграть. Ему и в бытность титаном нелегко было находить достойных противников – а у бога их не оказалось совсем.
Рубить направо и налево смертных?.. Это не сражение, это избиение. Энзирис не получал радости от убийств как таковых. Без риска сражения утратили остроту, стали пресными.
Он все равно наслаждался, находясь в самом пекле и наблюдая войну вокруг себя. Мир бурлил, мир клокотал – и мир жил. Но всего за пару десятилетий такого бытия оно приелось Энзирису – и он стал искать того, с кем можно сразиться, не чувствуя себя великаном, пинающим карлика.
Именно эти поиски и привели Энзириса на божественную ассамблею.
Началось с того, что он встретил другого бога. В очередном мире закончилась очередная битва, и Энзирис удовлетворенно разглядывал ее итоги. Особенно ему понравился воитель Аа’Дзин’Ии, и он решил благословить его на судьбу, полную войн и сражений.
Не побед в них, нет.