А дом почти весь объят огнём, пламенно полыхает крыша. Перепуганные до последнего Иван со своей Катериной бросились прятать аппарат, который, выволокли наружу люди. Хлопотливо, кряхтя, обжигая себе руки, Иван с Катериной, возком поволокли аппарат на чужой огород прятать.
– Иван Игнатьич! Эт вы куда его потащили? – полушутливо поинтересовался Иван Федотов, первым пригнавший лошадь с брычкой и лагуном полным водой.
– Как куда – прятать! – дрожа всем телом, отозвался Иван. А то, вот-вот, на пожар-то нагрянет милиционер Куроедов, тогда греха необерёшься! Cоставит протокол, вот и будет двойной убыток.
– Тогда, пусть бы, аппарат-то лучше в огне сгорел, а то вы себя только выдаёте своим прятаньем. Видишь, все люди на вас смотрят, – дельно посоветовал Федотов.
Первыми заметили зарево гулявшие парни Ромка и Санька. Ромка поспешно вскочив на пологую крышу отлива, Савельева двора. Тупоча ногами и зыбко качая всю крышу, взобрался на самый конёк высоченного двора, тревожно крикнул:
– Горит Кужадониха!
На колокольне ударили в набат. По селу разносились частые, тревожные, пугающие звуки. Ничто, так не будоражит тишину, ничто так тревожно не булаганит народ, как учащённые ударные звуки набата.
Одновременно с ударами в набат на колокольне, Санька вбежав в избу, тревожно крикнул:
– Горит! В Кужадонихе.
Всполошённый отец выбег во двор, там беспокойно замычала корова, заблеяли овцы. Не зная, что делать, Василий Ефимович в темноте заметался по двору. Споткнувшись, он упал через сенное корыто, больно зашиб колено. С досады зло выругался, выскочил на улицу. По озаренной, вечерней улице, суматоха и беготня.
К Савельеву дому с одними передками, на лошади подскакал Олёшка Пупилин.
– Василий Ефимыч, у тебя слышь лагун с водой на телеге, есть на припасе! – обратился запыхавшийся Олёшка к Савельеву.
– Есть! А кто там горит? – с тревогой в голове осведомился Василий.
– Мы-ы, – горестно протянул Олёшка
– Шабер Федотов с своим лагуном ускакал! Вот он меня и надразумил, что у тебя тоже лагун с водой.
Подбежавшие мужики дружно помогли, переставить телегу с бочкой воды с передков, на передки, на которых прискакал Олёшка. Ступая большущими кожаными сапожницами, обутыми на босу ногу, на пожар в одних подштанниках, по улице, торопко пробежал Николай Ершов.
– Горят Пупиловы! – крикнул он на ходу, какой-то бабе, всполошённо, спрашивая у него: «Кто горит!?».
Вслед Николаю, по грязноватой дороге улицы, прогромыхали две пожарные пароконные машины-насосы. В селе установлен такой порядок: на случай пожара, для тушения его, из каждого дому должны бежать с средствами, кто с топором, кто с лестницей, кто с верёвкой, кто с багром, а бабы с вёдрами. На этот счёт к углу каждого дома прибита дощечка с изображением того оружия, с чем должны бежать из этого дома на пожар. Около пожарища, народу сбежалось со всего села: туш, шум, гам, грохот, пронзительно-требовательное конское ржание и общий переполох.
Издавая треск, полыхают два дома: Пупилин и шабров Лабин. Домашний скарб, вперемешку с пожитками, успевшими выхватить из-под огня, навалены, вразброс около мазанок. У соседних с пожарищем домов мрачно зияют без рам, наличников и косяков, оконные проёмы. Прилежные к тушению пожаров мужики, орудуя баграми, громко командуют над уцепившимися за багры молодёжью. На подмостках, у пожарных насосов орудуют артели сильных молодых людей, они дружно и упористо «качают», нагнетая в машину воздух.
Озабоченный, чрезмерным усердием качающих, Стёпка Кочетков, предупреждающе кричит:
ebooksa