— Вы не изменились, Алекто.
— И вы ставите мне это в укор? — запальчиво воскликнула Алекто, обиженная словами матери, которая словно была в чем-то разочарована.
— Этот замок… последние события не изменили вас, — сказала мать так, словно не слушала ее.
— А почему они должны были меня изменить? — удивилась Алекто.
— Потому что я хочу, чтобы вы были счастливы.
Алекто вдруг осеклась: продолжать спор расхотелось. Мать была молчалива и вела себя так странно, что она сочла за лучшее промолчать. После та читала ей перед сном, и Алекто уснула под монотонный голос, видя кружащиеся заснеженные верхушки и мечущиеся цветки факелов.
Омод склонился над тазом и выплеснул все, что было у него внутри. Но стоило отойти, как пришлось тотчас поспешно вернуться. Его выворачивало снова и снова.
Наконец, он со стоном сполз на пол, вытирая рот.
— Ваше величество, — послышалось от приоткрывшейся двери.
— Нет, миледи, не входите, — вскричал он, узнав голос матери.
Но она все же вошла. Приблизились легкие шаги, под которыми почти не скрипели половицы, мелькнули светлые одежды, и она присела рядом. Повеяло знакомым с детства ароматом, и ему захотелось разрыдаться, уткнувшись ей в подол и чувствуя защищенность, которую всегда дарило ее присутствие.
— Что с вами? Вы не здоровы?
— Я… съел что-то не то.
Лба коснулись прохладные пальцы, и Омод прикрыл глаза, сглатывая.
— У вас жар.
— Я в порядке.
Пот тек ручьями, а внутри поднимался горячий озноб.
— Вы должны уйти.
— Я принесу вам отвар.
— Я сказал уходите, — прорычал он в ярости, вскакивая и чувствуя со смесью страха и отчаяния, как снова накатывает.