— Тварь о четырех головах…
— Что ваше величество?
— Песня — это единственное, что приходит мне в голову.
— Какая песня?
— Я слышала ее однажды от Старого Тоба — менестреля, что играл, когда я еще была маленькой девочкой. Сейчас он живет в столице и уже давно стал столь немощен, что не появляется при дворе. Слова из его песни — единственнное, что я помню о подобном существе, — заключила королева, возвращая Алекто фигурку. — А где вы ее нашли, миледи?
— В галерее. Я подумала, ее слепил кто-то из детей, дурачась. И хотела удовлетворить любопытство.
Королева медленно кивнула.
— Простите, что отвлекла вас от работы.
Та улыбнулась.
— Вы так… непохожи на свою мать.
Алекто растерялась. Обычно принято отмечать сходство с родителями и преподносить это, как комплимент, поэтому она не знала, как реагировать на замечание королевы.
— Спасибо, ваше величество…
— Я имею в виду, что вы просто не похожи. Это и не плохо, и не хорошо. Ваши волосы…
— Да, знаю, для леди приличнее иметь более приглушенный оттенок, — быстро произнесла Алекто, коснувшись своих прядей.
— Тогда нас обеих не назовешь приличными, — снова улыбнулась королева и вдруг потянула с головы покров.
Соскользнув, ткань открыла горящие медью в лучах солнца волосы, и Алекто ахнула. На месте ее величества любая другая находила бы способы показывать другим такое богатство. В конце концов, покров, полностью скрывавший их, уже довольно старомоден, и никто не стал бы осуждать, если бы королева решила укладывать их в одну из сложных причесок, вроде тех, что носит леди Рутвель.
— Ваши волосы тоже… — начала ее величество.
— Каштановые, — быстро докончила Алекто.
— Вообще-то они рыжие.
Алекто удивленно на нее взглянула.