Поклажа для Инера

22
18
20
22
24
26
28
30

Со временем болезнь стала прогрессировать. Сначало он лег в местную больницу, затем, с помощью товарищей поехал в Москву.

Сульгун тоже собиралась поехать с ним, но Данатар, учитывая, что жена ждет ребенка, не согласился.

* * *

…Теперь Данатара нет.

Он завернул за какую-то черную стену и больше не возвращался. А от его песен, которые напоминали цветущие туркменские степи, растянувшиеся от горизонта до горизонта, осталось только эхо.

Через пять-шесть дней после похорон Данатара, Сульгун в почтовом ящике нашла конверт. Торопливо прочитав письмо, она вторично не спеша перечитала его.

“…Моя Сульгун, хотя я тебе перед отъездом дал слово сделать операцию, но здесь я никак не могу прийти к определенному решению. А врачи приводят все те же доводы, что говорили наши врачи.

Вчера чуть было не прооперировали, но так как я был не очень расположен, то решили перенести. Дали время подумать до пятницы следующей недели. В этой больнице есть девушка из Туркменистана, которая проходит практику. Узнав меня, она сообщила обо мне своим товарищам. Они пришли все вместе и, как волосок из теста, вытащили меня из больницы. После чая голос у меня прочистился. Спел, почувствовал, что живу. Сульгун моя, если бы ты могла взглянуть в их глаза, когда они сидели, слушая песни.

Я там увидел благодарность своей земле, гордость, любовь к песням и музыке. Прекрасные ребята, прекрасные девушки, глубоко понимающие литературу и искусство, почитающие прошлое своего края, люди предельно интересующиеся его будущим.

Если поговорить с ними, то каждый из них – профессор нетрудно догадаться, что в Москве они многому научились. Я им позавидовал. Гордился ими. Я стал мечтать о том, что мой сын Сельджук будет учиться в Москве.

Да, как я уже говорил, я до сих пор не могу прийди к определенному решению. А то, что после операции мой голос не будет прежним, это факт. А мне, пусть хоть несколько минут, хочется пожить прежним Данатаром.

Думать об иной жизни тяжело. Потеряв голос, я потеряю мечту, я стану другим Данатаром. Ты меня не проклинай, Сульгун моя! Хоть отруби голову, но я не могу привыкнуть к мысли о другой жизни».

Это письмо было написано Данатором в Москве и по какой-то причине запоздало…

Перевод А. Акиевой 1987 г.

МГНОВЕНИЕ

Если бы я то там, то здесь в селе не обмолвился, что собираюсь ехать в Ашхабад учиться, то, могло статься, сегодня в путь мне пришлось выйти в совершенном одиночестве.

За день до моего отъезда, прослышав, что я собираюсь в Ашхабад, к нам домой явился Таган ага, проживавший на соседнем с нами участке колхоза. Он доверительно сообщил мне, что его дочь хочет поступать в то же самое училище, куда вознамерился и я, но только на отделение, где обучают шитью. И он собирается отправить ее вместе со мной. А потом спросил у меня, как к этому обстоятельству отношусь я. Не мог же я сказать Тагану ага прямо в глаза о чем думал: “Пусть его дочь едет куда угодно, но только не со мной». И, таким образом, мне пришлось отправиться в Ашхабад в обществе незнакомой мне девушки.

На станцию Таган ага доставил нас на своей машине. А на прощанье строго-настрого наказал, обращаясь ко мне, видно, решив, что я побойчее, чем его дочь:

– Как сойдете с поезда, не вздумайте по Ашхабаду искать всякие там гостиницы. “Вот, – вручил он мне бумажку с адресом, – явитесь прямо туда. Там живет мой родственник.”.

Когда поезд тронулся, в купе стало немного прохладнее.