Его отношение к политике было таковым: он считал (как через три века Кьеркегор, а через четыре – Сартр), что все социальное, все общественное и политическое отчуждает человека, порождает мир фальши, а всякая власть отвратительна и бесчеловечна. Надо повиноваться, но презирать эту власть. Лучше всего бежать от публичности, от политики, сохраняя внутреннюю независимость. Но сама жизнь выталкивала его на общественную сцену, как бы он ни хотел от нее уйти.
Мишель Монтень был вольнодумцем, не был сторонником абсолютной королевской власти, считал, что тирания – это плохо, а политика и социальность несут что-то отчуждающее человека. Тем не менее мэром Бордо он был. И во всех его биографиях сказано, что он лично был знаком с двумя королями, которых вы все хорошо знаете, если знаете хорошо историю Франции, период религиозных войн, или просто, как я, читали всего Дюма, который много томов этой эпохе посвятил. Вспомните: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять». Читали? Они об этой эпохе. Он лично был знаком и встречался с Генрихом III и Генрихом IV, первым Бурбоном, уж о нем-то вы точно помните (многие кроме Дюма наверняка читали и романы Генриха Манна о нем?), который чудом выжил в Варфоломеевскую ночь, который был Генрихом Наваррским, не раз менял свою веру и сказал, что «Париж стоит мессы». Он был просвещенным вольнодумцем-прагматиком и издал Нантский эдикт о веротерпимости – предтечу всех современных деклараций о правах и свободах. Неудивительно, что именно его в конце концов начал поддерживать Мишель Монтень. Они встречались. И даже сохранилась их переписка, представляете?
В эпоху Варфоломеевской ночи, в эпоху, когда, с одной стороны, угрюмые и разъяренные протестанты, а с другой стороны, Лига католическая, а с третьей – Генрих III, последний лукавый и жалкий Валуа, а с четвертой – герцоги Гизы, а с пятой – Генрих Наваррский; и все друг на друга бежали с ножом, чтобы прикончить, кругом царил фанатизм. И вот в эту кровавую и безумную эпоху Монтень – сторонник, как вы уже поняли, партии мира среди войны, католик, который против и католического, и протестантского фанатизма, «за мир во всем мире», что называется, против нетерпимости, против резни. Его позиция принципиальна: пошли вы все, так сказать, подальше с вашим религиозным фанатизмом, с вашим кровопролитием. И это, конечно, очень сказалось на его философии. Важный контекст. Волей судьбы он должен, вынужден был иногда играть политическую роль, сидеть в Бастилии, встречаться с королями и принцами, быть мэром и членом парламента, но он совсем не хотел этого и, когда была возможность, от этого всеми силами уклонялся. Подобно Эпикуру, он желал одного – «прожить незаметно», прожить свою частную, независимую, осмысленную жизнь.
Сказав о политической позиции Монтеня в это время, надо бы сказать пару слов о том, что обычно называется личной жизнью, семейной, частной. Монтень, который плоть от плоти с Античностью, как полагается человеку Возрождения, который фантастически эрудирован, который только что не молится на греков и римлян, подобно им весьма высоко ставит дружбу, но невысоко ставит любовь между мужчинами и женщинами, семью. Любовная страсть и семья в его жизни играли минимальную роль. А дружба в его жизни была – и была великая.
Часто философ повторял фразу любимого Сократа: «Женись или не женись, все равно пожалеешь».
Женился Мишель Монтень, как он признается в «Опытах», не по любви, а «по обычаю», по привычке, по традиции и из долга на состоятельной купчихе, и я, к сожалению, даже не знаю ее имени. Женился он в тридцать три года, поздно, и не по своей собственной воле. Женщины в его жизни не играли особой роли. А в философии он скорее, как и почти все античные мыслители, даже был женоненавистником, что, как и очень многое от Монтеня, потом передалось и Шекспиру, но мы еще об этом поговорим. У него было шесть дочерей, пять из них тут же умерли в младенчестве, как тогда бывало часто. Вот он что пишет по этому поводу: «Я утратил двух или трех детей в младенчестве – не без сожаления, но и без отчаяния». То есть жалко, конечно, но – дело привычное.
Ну а вот дружба – совсем другое дело. Культ дружбы – возвышенной и прекрасной, вносящей в жизнь смысл, высоту и содержание. Совершенно античный культ. Как у пифагорейцев и эпикурейцев, как у Ореста с Пиладом. Казалось бы, Монтень – одинокий, независимый, замкнутый, интровертивный, самодостаточный человек. Но в его жизни был великий друг, интересный человек и, по-видимому, главное событие во внутренней жизни Монтеня. Этот человек очень интересен и заслуживает отдельного разговора. Его звали Этьен де ла Боэсси. Он прожил совсем недолго, годы его жизни 1530–1563. Как вы видите, он был чуть-чуть старше Монтеня и умер в 33 года. О нем очень мало сведений, хотя я о нем кое-что знал и раньше, независимо от его дружбы с Монтенем, по тем причинам, по которым вы сейчас поймете. Его обычно описывают как философа, поэта и писателя. Монтень признается, что Ла Боэсси знал его больше него самого. В каком-то смысле «Опыты» – это попытка продолжения разговоров с другом, написанные уже существенно после его смерти. Смерть ла Боэсси в 1563 году его совершенно потрясла. Эта дружба была очень для него важна, она была очень глубокой, очень настоящей, идеальным примером диалога двух выдающихся людей.
Чем Ла Боэсси известен, хотя прожил всего тридцать три года, кроме того, что он был близким другом самого великого Монтеня? Тем, что написал сочинение, которое называется «Рассуждение о добровольном рабстве». Это сочинение считается протоанархическим (вот откуда я знаю о нем), и в нем он говорит, что государство – это зло, всякая власть – это зло, подчиняться власти – это нехорошо, и если и надо, то из-под палки, по принуждению. Произведение очень тираноборческое, антиэтатистское, антигосударственническое, свободолюбивое. То есть я многократно встречал это имя в книгах по истории анархизма, и это сочинение упоминалось. И этот человек был ближайшим другом Монтеня. И я думаю, что отношение Монтеня к государству очень близко к позиции ла Боэсси. И, замечу, большой кусок этого сочинения Монтень включил в свои «Опыты». Сами «Опыты» – во многом беседа с любимым другом, который знал его больше, чем он сам, как говорит Монтень.
Повторяю, в жизни Мишеля Монтеня была очень большая, великая и редкая дружба и никакой большой любви, рутина семейной жизни, довольно печально закончившаяся. Это что касается частной жизни. При этом, судя по всему, Монтень очень любил своего отца. Был благодарен за воспитание, которое он ему дал, называл его лучшим отцом из всех отцов на свете.
Очень рано, в значительной степени, может быть, под влиянием происходящего в стране ужаса гражданской и религиозной войны, а может быть, под влиянием смерти любимого друга, Монтень в 1571 году, в тридцать девять лет, уходит от мира. Правда, как вы, наверное, заметили, он уходит от него не совсем. Мир за ним приходит и зовет его в мэры через некоторое время, мир все время пытается его вытащить, а Монтень стремится от него бежит. В общем, в 1571 году он продает свою должность советника парламента. Так раньше было принято: все должности продавались и покупались, патенты, все такое. Не подумайте, что это коррупция – это было вполне нормально. Это не как у нас сейчас принято покупать и продавать депутатское звание, потому что парламент был тогда не совсем то, что у нас. У нас все-таки купля депутатского мандата хоть и повсеместна, но формально не узаконена; а во Франции это было совершенно законно и нормально. И в 1571 году, в 39 лет, Мишель Эйкем удаляется в тот самый замок Монтень в Перигоре, родовой замок, купленный прадедом за сто лет до этого, где придается наконец любимому занятию.
Повторяю, Монтень, судя по тому, что он пишет сам о себе – а о себе он пишет очень много в своей книге, – и по всему, что мы о нем знаем, человек исключительно… Вот, если попросят назвать одну главную его черту, я скажу, что это тонкость. Эта черта проявилась и в его философии. Мир невероятно сложен, человек невероятно сложен, все неоднозначно. Монтень тонок, восприимчив! Это не значит, что он безволен – он именно тонок. Он утончен. А если говорить о других его чертах, это стремление к независимости, к уединению, доброжелательность, честность, порядочность, почитание дружбы, небольшое внимание к семейно-любовно-брачным делам.
И вот, он уединяется в замке Монтень. Замечу, что все-таки в его жизни были и другие книги, кроме знаменитого трехтомника. Да, Монтень и «Опыты» – все-таки «близнецы-братья», это главное произведение. Но я встречал упоминание о других его работах. Например, он написал «Путевой журнал» в 1580–1581 годах, но издана эта книга только в XVIII веке. Мне на русском языке она не попадалась, не могу ничего о ней сказать, но «Путевой журнал» упоминается. Были у него и еще какие-то сочинения…
Но именно в семидесятые годы он начинает писать книгу, о которой мы будем дальше говорить, ставшую его визитной карточкой. «Опыты», повторяю, – это не просто книга, это «книга книг», это собрание множества фрагментов, отрывков, это такая эпохальная великая вещь. В 1580 году в Бордо издали первые два тома. В 1588 году он дорабатывает и переиздает первые два тома и третий том. В итоге три тома вышли при жизни автора. И уже после его смерти одна его почитательница в Париже в 1595 году издает еще раз.
Этой книге сразу была суждена высокая популярность, что удивительно, потому что писал он не для широкого читателя. Тем не менее, за полвека после его смерти, «Опыты» во Франции переиздаются двадцать раз! В 1603 году они выходят на английском языке и сразу становятся настольной книгой Шекспира, Бэкона и многих других великих англичан того времени. Книга, написанная, казалось бы, в виде дневника про себя и для себя, приобретает уже при жизни автора невероятную популярность.
В 1592 году Монтень умер от каменной болезни. И, как обычно пишут, «жизнь закончилась, началось бессмертие». Это главное, что я хотел сказать о жизни, обстоятельствах, биографии человека, чрезвычайно симпатичного лично мне – и не только мне.
Теперь, конечно, надо немножко поговорить о жанре «Опытов». О том, как написана эта книга.
Давайте вспомним: Монтень изобрел новый жанр. Уже одного этого было бы достаточно, чтобы признать его великим в истории. Переведем слово «опыты» на латынь, – и получим слово «эссе»! Монтень ни много ни мало – отец эссеистики, жанра, который очень популярен сейчас и существует отнюдь не только во Франции. Но особенно – во Франции. Не будь Монтеня, не было бы Ларошфуко, Лабрюйера, Паскаля… и вплоть до Камю и многих других. Ну, мы знаем, что эссе кто только не писал! Отнюдь не только французы. Просто Франция очень преуспела в этом жанре, столь созвучном «острому галльскому гению». В общем, жанр эссе и само слово «эссе» – нечто иное, как «Опыты»! Говоря словами Пушкина, на наших глазах рождается жанр «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет».
Прежде чем говорить о форме этой книги, как она написана и почему она так написана, надо еще сказать немножко о том, кто на нее повлиял. На самом деле, сложнее сказать, кто на нее не повлиял. Потому что, действительно книга наполнена множеством цитат. Монтень – очень эрудированный человек, который много чего впитывал себя; многое вызывает разные аллюзии и ассоциации. Поэтому эта книга полна множества цитат.
Что прежде всего приходит в голову и вспоминается при чтении Монтеня? Во-первых, ощущается коллосальное влияние Античности. В этом Монтень – человек Ренессанса. Он куда больше пишет в «Опытах» о событиях Античности, об эллинах и римлянах, чем о своем веке. Во многом эта книга строится вокруг баек, цитат и историй из Античности. Автор, конечно, пишет и о современных событиях во Франции, Германии и о Средневековье. Но его любимейший персонаж – Сократ, и можно увидеть очевидные параллели между Сократом и Монтенем. Сократ, с его неугомонностью, сомнением, поиском, с его жизненной философией и готовностью выслушать всякого и все поставить под вопрос, созвучен Мишелю Монтеню.
Я думаю, стоит сразу сказать (это о пользе количественных методов в разных науках), кто-то посчитал, что в трех томах «Опытов» три тысячи цитат! Причем из Библии – всего 30 (один процент), а из Плутарха – 400. Он, Плутарх Херонейский, великий мистик-неоплатоник, писатель и историк заката Античности, кстати, самый цитируемый автор, на секундочку. Я вроде бы античник по одному из семи-восьми своих главных интересов, но многие имена и сюжеты, о которых пишет Монтень, я не мог вспомнить: а кто это, а что это? Какие-то совершенно восьмистепенные философы, шестиразрядные, заштатные политики и полководцы. В Античности Монтень был как рыба в воде. Все это – его, все родное: Сократ, Платон, намного в меньшей степени – Аристотель, Плутарх, Геродот, Фукидид, Сенека, Цицерон и так далее. Три тысячи цитат!
ebooksa