— Пускай приедет директор.
— А это для чего?
— Совнархоз ведь не мычит не телится.
— Как и мы с тобой…
Они сели за стол друг против друга. От красного сукна, которым был покрыт стол, на лицо Димина лег отблеск, от чего оно стало выглядеть воспаленным. «Почему он так возбужден? Принял решение, что ль?» — подумал Сосновский и спросил:
— Можно узнать причину такой спешки?
— Куда дальше тянуть? Мы ведь обещали рабочим, и они стараются вовсю. Так долго не может быть. Веру ведь подорвем.
— Но приказ придется подписывать все-таки Сосновскому, сиречь мне?
— Разумеется,
— А я совсем не хочу подставлять голову под обух, а потом гадать — опустится он на нее аль нет. Кому это нужно?
— Я настаиваю, Максим Степанович.
— Тогда пускай партком выносит решение и обязывает.
— Кого?
— Меня. Я возражать не буду. Во всяком случае, коллективное мнение будет высказано.
— А-а, вон она что…
— Принципиальность — это чудесная вещь, конечно, но не всем дается такая привилегия.
— Если это не раньше, а теперь только выдумал,— ладно. Пусть так и будет. Но договор — чур последний раз!
— Это что — угроза?
Сосновский вспомнил, что в бытность Димина главным энергетиком по его службе за восемь лет ни один человек не был уволен и никто не получил выговора. Правда, частенько, не чуветвуя доброжелательности к людям, Димин заставлял себя быть доброжелательным, но все равно Сосновскому стало совестно. «Нехорошо»,— признался он себе, и сомнения последних дней нахлынули на него.
Давая ему подумать, Димин поднялся и опять заходил но кабинету. Когда же недовольный Сосновский ушел, потянулся к телефону и позвонил в комитет комсомола. Растерянно улыбаясь в трубку, попросил:
ebooksa