— Шеф нашего гетто? — ужаснулась Дора.— Почему же свидетелем?
Журналист, будто дирижируя, помахал перед собой рукою.
— Видимо, чтобы обелить остальных.
— Какая подлость! На его совести тысячи жизней!..
Она дала себе слово никогда не говорить о гетто. Даже не вспоминать: слишком было невыносимо. Но тут сдалась. Уже плохо ориентируясь сама,— так всё там изменилось,— Дора целый вечер водила журналиста по жутким когда-то улицам и рассказывала, рассказывала. И в сознании ее то и дело всплывала щеголеватая фигура Рюбе, его узкое с брезгливой миной лицо и почти бесцветные глаза.
Обстоятельно записав ее рассказ, журналист назавтра уехал, а душа начала кровоточить вновь.
До этого, оберегая покой мужа, Дора старалась принимать семейные неурядицы на себя и переживала их одна.
Но теперь такое было уже невмоготу. Она знала: у мужа уйма дел. Директор в командировке, за границей. Заводу необходимо переходить на семичасовой рабочий день. Но Совнархоз всячески оттягивает решение. Он даже нарушил им же назначенный срок — первое августа. И если это делать теперь самим — ответственность за всё придется брать на себя. Поэтому Димин еще и еще раз просматривал сводки, докладные, проверял материалы, подготовленные отделом труда и зарплаты. А тут еще отпочкование нового завода!..
Войдя в кабинет, Дора в нерешительности остановилась.
Неизвестно как, но Димин почувствовал ее присутствие, оторвался от докладной и поднял на жену затуманенный взгляд. Какое-то мгновение не видел ее, потом с удовольствием потянулся.
— А неплохая в общем-то картина получается.— И хлопнул ладонью по бумагам.— Вот так мы… Спасибо нам!
— Рая пришла,— сообщила Дора.
Находясь во власти своих мыслей, Димин не обратил внимания на ее слова, и как обычно, когда был в духе, ударился в рассуждения.
— У Маркса, Дорочка, есть одна чудесная мысль…
— Одна ли? — против воли улыбнулась она, не в силах, однако, сразу заговорить, о чем намерилась.
— Он сказал: придет такой час, когда богатство людей будет измеряться не рабочим временем, а свободным. Не тем, сколько человек работает, а тем, сколько он отдыхает. Видишь, как оправдывается.
— Значит, и Маркс думал о перегрузке.
— Но совсем не так, как ты…
— Почему?
— Попробуй назови мне хоть одного лодыря, который был бы счастлив или долго жил? Нет таких лодырей в природе.
ebooksa