— Мне, Петя, все равно тяжело смотреть на обессиленных людей. Мозоли, пот я ненавижу, как и кровь, боль…
— Если ты не принимаешь этого как инженер, то я понимаю. Если же как человек… Рая еще не пожаловала?
То, что у них завязался давнишний спор и муж при этом вспомнил о Рае, смутило Дору. Но кривить душой было невозможно.
— Рая дома… — сказала она, стараясь взять себя в руки.— Да радости от этого мало.
— Что там еще? — сердито засопел Димин и со скрипом отодвинул кресло.
Нарочно сгущая краски, Дора принялась рассказывать о дочери, о Севке и сегодняшнем случае. Она видела, как кожа на лице мужа стягивается, твердеет, становится шершавой, но продолжала свое.
— Она, кажется, даже курить пробует…
Он сделал шаг к ней, остановился и наотмашь рубанул воздух рукой.
— Нет!.. С этим отдыхом, поисками себя и как ты там еще формулируешь, пора кончать. Рано для нашего времени этим заниматься. Только работа, пускай самая тяжкая, черная, способна еще спасти ее. Иначе поправлять будет поздно. Ты слышишь? Поздно!
— Я тоже слышу, папа,— хрипло отозвалась с порога Рая.
Ни Дора, ни Димин не заметили, что все это время дочь стояла в дверях кабинета.
«Во субботу, день ненастный…» Нет, суббота стала одним из наиболее светлых дней недели. Меньше рабочих часов. Канун выходного. Сам рабочий ритм приобрел какой-то приподнятый характер. Работается споро, всласть, потому что знаешь — как ни трудись, устать не успеешь. Да и ожидание отдыха не менее приятно, чем сам отдых. Несмотря на семейные неприятности, Димин пришел в партком с желанием действовать энергично, решительно. Нет, эти неприятности тоже подгоняли его.
Переняв преданный взгляд машинистки, он кивнул ей и, не раздеваясь, направился к тумбочке с телефонами. Позвонил Сосновскому, но того еще не было. Не откладывая, набрал его домашний номер.
— Максим Степанович! Загляни-ка по дороге на минутку ко мне,— узнав покашливание Сосновского, крикнул он в трубку, как делал это, ощущая прилив сил.
Машинистка принесла почту. Но Димин не сел просматривать ее, а заходил по кабинету, вскидывая голову и проводя рукой по волосам.
Когда появился Сосновский и спросил, что за пожар, он все еще ходил туда-сюда вдоль длинного стола.
— Пожара нет,— не принял шутливого тона Димин.— Я о семичасовом хочу поговорить. Доколе мы будем бояться?
— Есть такая поговорка, Петро,— миролюбиво начал Сосновский.
— Паки, паки и еще раз паки отмерь…
— Отмеряли. Дальше?