Литейный цех и бригада Прокопа Свирина в статье не упоминались. Когда что-либо неприятное тебе признаешь сам, по своей воле, и когда на это тебе указывают со стороны, — разные вещи. Михалу, только что сказавшему Арине: «Значит, есть лучшие», вдруг стало тоже досадно. «Как это могло получиться?» — с недоумением подумал он. Во время поездки Михал немного простыл, побаливал зуб, и это увеличивало раздражение, заставляло что-то предпринять.
— Я в партком, мать, схожу. Разузнаю как следует,— сказал он и, недовольно кряхтя, стал одеваться.
— Ступай, ступай, Миша!..
У Димина был Кашин. Увидев Михала, он замолчал, закинул ногу на ногу и закивал ею. Шарупич догадался: Кашин не хочет при нем вести разговор, но спокойно сел куда показал глазами Димин.
— Мы беседуем о соревновании, Михале,— объяснил он, заставляя этим продолжать разговор и Кашина. — Никита Никитич считает, что уже сейчас формовочный участок смело можно называть коллективом коммунистического труда. Как по-твоему?
— Формовщики возьмут обязательство хоть сегодня,— не дал высказаться Михалу Кашин.— А там, немного погодя, объявим и цех. Пускай люди проявляют инициативу. Не нам ее сдерживать.
— А Комлик? Ягодка? — спросил Михал.— Неужто и этот иждивенец и хулиган будет в коллективе коммунистического труда?
Лицо у Кашина осталось безразличным. Рассматривая свои пальцы, он ответил:
— Комлик, например, по-моему, ничем не хуже Шарупича. Вот так-то… А Ягодку и еще нескольких я сам собирался, Петро Семенович, перевести на другой участок. Вы правы: теперь самое важное — поднять людей, доказать пример.
Кашин, как всегда, выкручивался на ходу, и это оскорбляло. Коробили и его казенные слова, тон, кашинское равнодушие к тому, за что он так упрямо стоял.
— Прости, Петро,— не выдержал Михал,— но я скажу ему здесь, у тебя, пару слов по-рабочему. Во всяком случае спрошу. Нехай ответит: кому нужны эти махинации и парады?
— Это — политика, а не махинации.
— Вот и беда, что некоторые так политику понимают. Раз, дескать, между государствами кое-что дозволено,— дозволено и промеж людей. Потому дипломатничай, комбинируй. А ради кого? Страна ведь и есть эти самые люди… Неужто вы думаете, они пользы своей совсем но видят и с ними надо как с детишками обходиться?
— Подожди,— остановил его Димин.— Не туда у вас спор клонится. Давайте спокойнее, и о начатом деле.
— Но он ведь надумал опошлить и это дело.
Кашин хлопнул ладонями по коленкам, качнулся, встал и, подойдя к столу, протянул Димину руку.
— Вот этого я снова не ждал от тебя, Михале,— упрекнул Димин и, когда Кашин вышел, засмеялся.— Признайся лучше: ты же сам воевать за литейный пожаловал? Обижают, мол, обходят. Так?
Соглашаться не хотелось: мешало возбуждение. Да было и что-то обидное в желании Димина примирить непримиримое.
— Знаешь, что такое Кашин? — возмутился Михал.— Теперь как божий свет ясно — обух! Он же взаправду верит одному себе, а остальных подозревает черт знает в чем. Даже борьбу за план своим оружием сделал. И о людях, небось, вспоминает только, когда выгадать что-то намыслил. Мы у него вместо разменной монеты или пешек. Нужно платить — расплачивается, нужно наступать — в наступление бросает.
— Ну, ты того… Всё это тоже от чего-то зависит…
ebooksa