— Как у тебя с Юрием? — пошел напропалую Тимох.
— А тебе не все равно?
— Нет.
— Это ново. Зачем ты пришел? Сочувствовать или как?
Не было сомнения: беда, в которую попала Лёдя, связана с Юрием. Тимох рванулся к ней и, не сдерживая себя, возмущенно заговорил:
— Разве он для тебя? Он же ни дружить, ни жалеть… ничего но умеет. А если и дружит, то с оглядкой на себя. Если это ничего ему не стоит, если так удобней… Или под влиянием… Его ведь одинаково легко заставить и дружить и ненавидеть. Он все сделает, если ему приказать. Отречется от себя, изменит… И будет верить, что только так и должно быть…
— Я не хочу слушать наговоры! — зажала уши Лёдя.
— Как угодно. Но я повинен был тебе это сказать! Подумай как следует, приглядись… Ведь это правда!..
— Ты злой, жестокий человек! — Она сбросила с коленей подушечку и вскочила.— Чего тебе нужно от меня? Что я не властна любить, кого хочу? Уходи!
Отвернувшись, Лёдя сложенными, как для молитвм, руками закрыла рот и, пока Тимох не ушел, стояла к нему спиной.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Бригада Прокопа Свирина отказалась от наладчиков и переналадку, мелкий ремонт делала сама. Потому и являлась загодя. Михалу в то утро тоже надо было застать сменщиков за работой (они немного отставала), я он пошел вместе с Лёдей.
В проходной они поздоровались с усатым дядей Василем — вахтером, и очутились иа заводском дворе. И здесь Лёде вспомнился ее первый заводской день — как вот так же шли на завод с отцом, как здоровались с вахтером, и она, Лёдя, чувствовала себя такой же несчастной.
Но сейчас было и что-то иное. Знакомые корпуса, плакаты с лозунгами и портретами передовиков, молодые посадки, электрокары, тупорылые тягачи стеля для Лёди уже как бы обычными, но, казалось, такими нужными, что трудно было и представить, как бы она жила без них. Да и отец… Он шагал рядом и, не стесняясь, обнимал ее за плечи.
Узнав тогда о ее несчастье, он, думалось ей, обязательно разразится скандалом и перестанет замечать ее, как это случилось, когда Лёдя было отказалась поступать на завод. А он, выслушав мать, только зажмурил на минуту глаза. Но зато, что он, видимо, пережил за эту минуту!.. Вернувшись же от Сосновских, обессиленный и добрый, такой добрый, каким бывает очень усталый человек, он сел на кушетку, и благодарная Лёдя, прижавшись к молчавшему отцу, была готова отдать ему душу…
— Выше голову, Ледок, подними,— видя, что она сутулится, посоветовал он.— Нехай будет как будет. Теперь важно другое — не делать новых ошибок.
— Я понимаю, тятя.
— Счастье, дочка, равно труду. Так, кажись, и в древности говорили…
Вопреки всему, она еще не верила, что станет матерью. Это было невероятно. Такой беде обязательно должны были помешать случай, чудо. Но все равно сочувствие отца всколыхнуло ее существо.