Весенние ливни

22
18
20
22
24
26
28
30

В пролете стояли столы с книгами, тетрадями, с яркими, разноцветными открытками. Возле них толпились рабочие. Кира добилась, чтобы в дни получки в цехе работал книжный киоск. «Молодцом! — подумала Лёдя, невольно входя в заводские заботы.— Не мешало бы и возле проходной организовать…»

Она купила несколько открыток и поднялась к своим машинам. Проследила, чтобы сменщики убрали за собой рабочее место, и, не дожидаясь Трохима Дубовика, который был ее напарником, взялась менять форму на машине низа. Работа была новой и захватила Лёдю. Разрумянившись, она ловко орудовала ключом и сама удивлялась, как все ладно у нее спорится. Радовали и Прокоп с Кирой, которые переналаживали машину верха. Работали они накоротке, чуть не касаясь головами, и у обоих были хорошие, светлые лица.

Сквозь окна и фонари на крыше в цех падал свет.

И хотя стекла были не настолько чистые, чтобы можно было рассмотреть небо, его мартовская голубизна угадывалась.

Чтобы избежать докучливого однообразия в работе, Прокоп предложил членам бригады время от времени меняться местами. Сегодня Лёде выпало стоять вместо бригадира на сборке. «Как было бы всё чудесно, если б не это...» — думала она, надеясь, однако, что горькую чашу не придется испить до конца.

Перед гудком подошла Дора Димина. Ее обступили.

— Снова вам ступицы дали! — возмутилась она, поглядев па форму. — Почему не поговорите с начальником отделения? Нельзя же, чтобы все время одним сливки, а другим снятое молоко.

— Это верно,— поддержал Трохим Дубовик. — Вкалывать я всегда готов. Факт. Но и не против, если мне тоже что-нибудь перепадет. Одними завтраками навряд будешь сыт.

Прокоп предупредительно толкнул его локтем в бок, но, видя, что он не обращает внимания, рассердился:

— А я, например, за длинным рублем не гонюсь.

— А за справедливостью? — спросила Димина.

— Кому-то все равно ступицы придется формовать.

— Он хорохорится, Дора Дмитриевна,— разоблачил его Дубовик.— Намедни сами говорили об этом.

— Ладно, ша! Кто хорохорится, после решим,— пообещал Прокол.— А сейчас покуда я бригадир.

Димина нахмурилась.

— Ну коль вам неудобно, я сама вмешаюсь.— И, чтобы показать: дело решено, хоть она и не совсем довольна, сообщила: — К нам, товарищи, гости приехали. Примите по-хозяйски, если подойдут…

Когда цех наполнился гулом, лязгом, Лёдя увидела гостей. Это были солдаты. Шли они по плавильному участку гуськом и, опасливо поглядывая на раздаточный ковш, догонявший их, не знали, что делать. Кашин, который вел их, широким жестом показал, куда отступать, и принялся что-то объяснять.

Возле большого конвейера они остановились.

Лёдя по себе знала, как интересно следить за работой разливщиков. На огонь вообще приятно смотреть, а на расплавленный металл, на то, как он сплывает из ковша в формы, как искрится и, остывая, червонеет, приятнее вдвойне. Начинает чудиться: вот-вот разливщик отстанет от конвейера, не управится залить очередную форму, к чувству удовольствия прибавляется хорошее волнение. Вызывают уважение и полные достоинства движения разливщика, его власть над чугуном.

В шуме цеха гости, верно, не слышали сигналов электрокара, и каждый раз, когда он приближался, Кашин по одному отводил их с дороги. «Ба, чего он так старается? — не смогла понять Лёдя.— Откуда такое гостеприимство? Себя что ль хочет показать?»