Но следить за солдатами было некогда.
— Формы лучше продувай! — крикнул ей Прокоп, показывая на шланг.
Лёдя кивнула и отдалась работе. Стало совсем повадно. И потому, что вскоре подойдут гости, будут смотреть, как она работает, и потому, что все слушается ее — полуформы, упругая струя воздуха, железная рука, что сталкивает собранную форму на конвейер.
Она даже не заметила, когда солдаты очутились рядом.
Молодые, в шинелях с погонами, перетянутые ремнями, в шапках-ушанках, они сдались Лёде похожими друг на друга. Но, присмотревшись, она неожиданно узнала среди них Севку. Он стоял возле отца и улыбался.
— Борются они за высокое звание успешно,— долетел голос Кашина-старшего.
— Успешно? — несерьезно, как про игру, переспросил Севка.— Что ты говоришь? Молодцы!..
На минуту прервали работу, познакомились.
Когда снова пустили машины, Севка, все так же улыбаясь, вскочил на помост к Кире и обнял девушку за плечи. Она застеснялась, сбилась с ритма. Это возмутило ребят. Трохим Дубовик остановил свою машину и уставился на Севку, собираясь что-то сказать. Но его опередил Прокоп:
— Убери руки, Кашин, и слезь с мостка!
Севка перебросился взглядом с солдатами и остался на помосте.
— Алё! Кира, скажи ему! Мы же одноклассники. Я, собственно, и поцеловать имею право.
Сложив губы трубочкой, он дурашливо потянулся к девушке.
— Слазь! — на более высоких нотах повторил Прокоп, и лицо его стало грозным.
Разводя руками, будто недоумевая, за что такая немилость, Севка пружинисто соскочил с помоста и вернулся к отцу. Щеголеватым движением согнал назад складки под ремнем и поправил ушанку. Эта демонстрация взорвала Прокопа. Но негодование его обратилось не на Севку, а на Кашина-старшего. И чтобы хоть чем-нибудь досадить ему, он вышел в пролет и жестом показал на машины.
— Что же это делается, Никита Никитич? Кое-кому — двадцать первый мост, а нам — ступица? Димина права —это несправедливо!
— Погоди, Свирин!.. Потом разберусь…— торопливо пообещал Кашин, требуя взглядом от сына, чтобы тот перестал позировать и ломаться.— Гости вон намерены встретиться с вами вечером. Договоритесь-ка лучше на пользу дела…
Когда они ушли, Лёдя, в тот момент просто влюбленная в бригадира, чуть не присела от наплыва чувств. Обхватив себя крест-накрест за плечи и сжав, похвалилась:
— Ай да мы! Ай да Прокоп!..
Однако перед обеденным перерывом что-то, напрягшись, неожиданно шевельнулось в ней. Пораженная, Лёдя замерла и со страхом прислушалась: повторится или нет?
ebooksa