— Лёдя сама уж найдет свое. Что-то потеряла, но что-то и приобрела. А мы вырастили детей, вырастим и внука.
— Дорого ей стоило приобретение.
— Кто знает. А если что, может и еще дороже стать. На ниточке, поди, жизнь-то у нее висит. Будь помягче с ней. Не надо срывка, другие они, Миша…
Она проводила его до заводской площади и стояла, прислонившись плечом к липе, пока муж не скрылся в проходной.
Около электропечи Михал увидел Дору Димину. Та наблюдала за плавильщиком, который кочергой скатывал шлак. Раскаленный, ноздреватый, он сплывал через порог завалочного окна, падал в шлаковню и угасал, покрываясь пеплом.
Дора даже вздрогнула, когда Михал поздоровался с ней, но тут же движением плеч словно сбросила что-то с себя и подала руку.
— Я вас искала, товарищ Михал,— сказала она, называя Шарупича, как некогда в подполье.— А потом вспомнила, что сегодня сессия…
— Неполадки какие-нибудь?
— Сломался электрод, но его срастили. Да я по другому делу…
Ей тяжело было говорить. Это было мало похоже на нее, прямую, часто трудную, но сейчас она явно искала поддержки.
Вчера Дора не выдержала и завела разговор с мужем о том, что ей делать, когда Кашин вернется из отпуска. Однако, как и следовало ожидать, ничего путного не получилось. Она изобличала Кашина, а Димин упорно молчал.
— А как это поймут люди? — наконец сердито спросил он, когда Дора призналась, что, если на то пошло, она не против возглавить цех.
— Захотят — поймут! — запальчиво воскликнула она.— Я не только твоя жена. Я инженер, член партии и имею право на полную отдачу. Я знаю, на что способна. Меня слушаются…
— Год назад тебе нравилось быть инженером и иметь дело с техникой. Разве ты разлюбила ее теперь? — как бы посочувствовал ей Димин.
— Наоборот!
— Помнишь, как говорила: «Трибуна моя дома…»
— Это от боли, от обиды на все! Неужели и такое не доходило до тебя… А цех у меня работает лучше. И что же тогда в моем желании предосудительного?
— Скромности мало. Люди не особенно жалуют тех, кто сам выдвигает себя. Вот и директор поводит бровями.
— Разве я из-за тщеславия?.. Хотя для некоторых всякое стремление проявить себя — карьеризм. Я за дело болею. Вижу, что происходит на свете… Я не могу игнорировать, что место человека в жизни определяется тем, что он человек.
— И все-таки ставить целью сесть в чужое кресло — дурное начало для этого.