Склонив голову, забыв обо всем, Лёдя заливается смехом, льнет к Юрию. Он тоже смеется, — правда, больше от того, что уловил Лёдин порыв, — затем нагибается и целует ее руку горячо, с благодарностью.
— Так молодые люди в общественном месте себя не ведут, — корит их кто-то сзади.
Но им все равно. Пустяки! Разве они виноваты, что им сейчас хорошо? Да и как ты удержишься, если рядом с тобой саму твое счастье? Потому тот, кто не хочет этого знать, кому это не нравится, просто старый хрыч, сухарь или завистник.
— Ха-ха-ха! — смеется Юрий и гладит руку подруги.
Лёдя тянется к нему и шепчет на ухо:
— Как кончится, пойдем к нашим и предупредим: домой едем вдвоем, одни. Пусть не ждут...
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Узкие места в литейном цехе были расшиты. Но его все еще лихорадило. То задыхался формовочный участок, то останавливался эпрон-конвейер, то не справлялось термообрубное, и в его проходах росли груды отливок. К тому же прокинулся брак — полые детали стали выходить с пригаром.
Кашин явился в плавильное отделение разгневанный. Не найдя мастера в конторе, подошел к электропечи и, не говоря ни слова, сунул деталь Михалу. Тот недоуменно глянул на него, но деталь взял — внутренние стенки у нее были закопченными, шероховатыми.
— Угу… Наверное, все-таки виноваты мы,— признался он.— Надо, видно, температуру подбавить.
— Ты мне не объясняй,— возмутился Кашин, точно его оскорбили.— Взяли мне моду! Что я твои причины — в программу вставлю или брак оправдаю? Выходит, других агитировать легче. Давай вот поворачивайся! А до причин я как-нибудь сам докопаюсь.
— Нужно все-таки с металлургом посоветоваться,— остался невозмутимым Михал. Разговаривать здесь, возле печи, с начальником цеха было значительно проще. Да и после истории с барабаном, с Лёдей Кашин многое потерял в Михаловых глазах.
— Как-нибудь без производственных потаскух обойдемся!..— совсем вышел из себя Кашин.
К крепким словцам на заводе привыкли. Даже считали их чем-то вроде острой приправы. Ими подчеркивали свои народное нутро и кровную заинтересованность в деле. Но эта кашинская грубость оскорбила Михала. Он отвернулся и стал наблюдать за печью: пора было сдавать чугун на анализ.
Михал взял ложку — круглый половник на длинной железной ручке, обмакнул в шлак, чтобы не сгорела. Потом зачерпнул сияющий чугун и положил застывать. Через полминуты поверхность металла затянула тоненькая пленка. Михал провел по ней куском железа и присмотрелся: на пленке появился узор, похожий на сетку. По величине и конфигурации ячеек понял — отклонений от нормы вроде не было. Покончив с этим, он сердито оглянулся, но Кашин уже куда-то пропал, и Михал поспешил на пульт управления — пусть поднимают температуру.
К ночи загудело, заклокотало сильнее. Из завалочного окна еще дальше начали стрелять крупные, длинные искры. Чугун в печи переливался в огненном мареве, золотисто-оранжевые стенки лучились, словно были из драгоценных камней.
Сколько раз видел Михал сияющий жидкий металл, но никогда не уставал глядеть на него. Даже нестерпимая жара стала своей и не больно беспокоила. Вчера сделали очередную футеровку: выложили новые стенки. И они теперь — как и должно было быть — трескались. Может только немного приметнее, чем обычно — температура в ночи перевалила за полторы тысячи градусов.
Так же неожиданно, как и начальник цеха, подошла Дора Димина.
— Брак, Сергеевич? — спросила она, подавая руку.
ebooksa