Весенние ливни

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это посмотрим. Но руки у него, мать, золотые! Поглядела бы, как его бригада работает. Любо! Да и подполье со счетов не сбросишь.— И вдруг он подался вперед.— Летит, братки! Вот чудо!..

Неподалеку от Венеры блеснула маленькая бледная звездочка. Блеснула и, будто разгораясь, стала приближаться. Затем, поднявшись над Венерой, словно остановилась на миг, но тут же еще стремительней понеслась на северо-восток. И была она уже большой, золотисто-оранжевой звездою.

— Боже мой,— всполошилась Арина.

— Мамочка, чего вы? Это же радость! — прижалась к ней Лёдя.— Посмотрите, как красиво…

Действительно, чудесная, сделанная руками человека звезда была непохожа ни на падающую звездочку, что пробуждает беспричинную грусть, ни на одинокие огоньки самолетов, будто случайно попавшие в звездное поднебесье и совсем там чужие. Стремительная ясная звезда летела своим предначертанным путем и как бы посылала с высоты добрый привет на землю.

Не видел спутника один Евген. Но в этом стыдно было сразу признаться, и он, протирая платком очки, растерянно крутил головой.

— Когда я услышала по радио позывные,— не успокаиваясь, щебетала Лёдя, тормоша то брата, то ошарашенную мать,— мне его даже жалко стало. Летит и просит, чтоб выручили: «Бип-бип-бип!» Холодно ему там страшно. И один в бесконечности. А смотри…

— Для того и делали его,— одобрительно сказал Михал и глянул на жену.— Ну, чего ты, право? Нехай вороги теперь вздыхают, а нам с такой же вышины на все можно смотреть. Гордиться надо, мать. Дальше положишь — ближе возьмешь. Так, Евген?

— Верно, батя,— подтвердил тот, с обидой глядя на притихшее, опустевшее небо.

— Конечно, верно. А она о Комлике.

— Разошелся уже! Погоди, к добру ли? — попробовала остепенить его Арина.

— С Кашиным, может, придется больше, чем с Комликом, возиться. Партизан, подпольщик, а посмотри, что вытворяет.

— Тебе всегда надо лезть на рожон. Другие помалкивают себе, не суются, куда не просят. А ты заработаешь, Миша, вот попомни, заработаешь! Всякое еще будет…

— Шо-шо? — шутливо, на украинский манер, спросил Михал.

— Обратно не терпится. Последний год, сдается, только и пожили спокойно…

— Это ты брось! От своего я еще не отказывался, хотя и приходилось иной раз помалкивать. А сейчас всё, не могу!..

Воинственное настроение сохранилось у Михала и наутро. Когда во время перерыва его вызвали к начальнику цеха, он прихватил пришедшего Вараксу и направился туда с намерением объясниться начистоту.

В кабинете кроме Кашина сидели Сосновский и Димин. Увидев Михала с Вараксой, Кашин поднялся, тяжело подошел к двери и щелкнул французским замком. Кто-то постучал, но он словно и не услышал этого.

Некоторое время все молчали. Главный инженер просматривал бумаги в папке, лежавшей на коленях. Кашин барабанил по столу пальцами. Димин что-то решал про себя и, видно, не мог решить. Варакса, усевшийся подле главного инженера, испытующе поглядывал на Кашина, и с его по-старчески розовощекого лица не сходила хитрая усмешка.

— Ну, давай, профсоюзный деятель, жалуйся,— наконец сказал Кашин, когда молчать дальше стало нельзя.— Ты что, не знаешь, что у меня всегда были тяжелые работы?