Весенние ливни

22
18
20
22
24
26
28
30

Все это было знакомо и привычно, но закат бросал на людей и улицу свой отблеск, и он тревожил Юрия. Поглядывая на окна Шарупичей и их подъезд, он с нетерпением ждал — вот сейчас увидит Лёдю, и придумывал, повторял слова, с которыми обратится к ней. Она ведь сегодня работала в первой смене, давно дома и непременно должна выйти.

Ушла колхозница, взвалив на спину сетку с хлебом и бидоны, исчезли девочки, игравшие в классы, а Юрий все сидел, наблюдая за противоположной стороной улицы и боясь пропустить Лёдю.

Когда закат померк и зажглись фонари, возле измотанного ожиданием Юрия, как из-под земли, появился Севка, Нетвердо держась на ногах, присел на скамейку рядом и свистнул непослушными губами, которые не хотели складываться трубочкой. На свист подошел незнакомый расхристанный парень и сел с другой стороны.

— Алё, не бойся,— поддел Севка и криво ухмыльнулся.— В такое время еще не бьют. Да и пачкать руки я о тебя не буду… Ну донес. Ну выступил. Дали строгача с предупреждением. А дальше что? Я же чихаю на все это, сосунок.

Юрий хотел было встать, но они усадили его.

— Нет, ты выслушай, — грозно предупредил парень и, дернув за козырек, натянул Юрию фуражку на глаза.

— Слушай, Кашин, — поправив фуражку, устало произнес Юрий,— лучше не трогай меня. Это же конец твой будет!.. — И вдруг осекся. То, что он увидел, заставило его забыть и Севку и парня: в одном из освещенных окон Шарупичевой квартиры появились Тимох и Лёдя. Махая кулаком, Тимох тянулся к девушке и что-то убежденно доказывал ей.

«Вот и все,— с отчаянием подумал Юрий.— Хоть бы уехать куда, чтобы глаза не видели. Пускай на целину, на край света, к черту!.. Подам заявление…»

Подумалось, что люди вообще, на поверку, коварные и жестокие. Они выгадывают, чтобы хорошо было лишь им самим. А если и не стремятся к этому сознательно, все равно у них получается так. Чего понадобилось Тимоху от Леди? Разве он не знает, что его товарищ любит ее? А сама Лёдя? Как это подло… Отец и тот бросил его, Юрия, разбил семью и живет с другой, молодой, не слишком заботясь о сыне, хоть, как говорит мать, шагу не ступит без высокого слова… Такие все, все!..

Когда он через минуту опять поднялся, Севка с парнем не тронули его. Только засмеялись, затопали ногами, будто гнались за ним. Но Юрий не оглянулся, а возможно, и не слышал этого.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Наладчики давно сменили модели на машинах, бригада осмотрела рабочее место и приготовилась работать, а Комлика не было. Вчера на общем собрании литейный цех взял обязательство выполнить сменную норму за семь часов, и это особенно заставляло беспокоиться.

— Неужто опоздает? — не обращаясь ни к кому, спросил Прокоп Свирин и плюнул.— Вчерась, говорили, не заходя домой, покатил за досками в свою деревню. Ненасытный какой-то! Мало ему выходных дней…

Он сказал «опоздает», но Лёдя и Трохим Дубовик поняли: Прокоп опасается большего. Отмена указа об ответственности эа прогулы ослабила дисциплину, но директор издал приказ: рабочий, совершивший прогул, закрывает себе доступ на завод — и это выполнялось неукоснительно. У Комлика был счастливый талант формовщика, делавший работу спорной, веселой. Он сердцем чувствовал машину, и все на диво ладилось у него. Все в бригаде были его учениками. И хотя Комлик частенько нещадно ругался, любил выпить за чужие деньги, был бесцеремонным в этом отношении, его уважали. Высоко ценят в рабочем коллективе талант и многое прощают за него.

Прогудел гудок. Над подвалом погас красный огонек — Эпрон-конвейер был готов принимать отливки.

— Всё — опоздал! — пожалел Прокоп и сорвал с головы похожую на берет кепку без козырька.— Попробуй выполни тут норму за семь часов. Вот что ненавижу, так ненавижу!..

Но в это время в пролете показались Комлик и Михал. Они шли торопясь, о чем-то крупно разговаривая. Лёдя заметила, что Комлик выпил или, в лучшем случае, с похмелья. Полное лицо его было помятым, воспаленным. Кожа словно стала тоньше, и сквозь нее проступали нездоровые красные пятна.

— Принимайте бригадира,— насмешливо сказал Михал.

— Какое вам дело до этого, тятя? — отворачиваясь, точно ее обидели, спросила Лёдя.