— Ничего, работать он может. А заводу не с ним прощатьея,— урезонил ее Михал.— Поставьте, где полегче. А потом поговорим…
— Спасибо, Михале,— пробормотал Комлик, встряхнувшись.— И надо же было: поехал за лесом, а попал на свадьбу, пусто бы ей! А тут еще у попутной машины баллон спустил.
— Ладно, ладно, начинайте вот…
Комлик стал на место Лёди, Прокоп заменил бригадира. Надев фартук, рукавицы, Лёдя ступила на помост прежде недоступной и желанной машины низа. Неуверенно взяла пневматическим подъемником опоку, подтянула ее и поставила на стол. Потом включила машину и почувствовала, что ее дрожание передалось руке и током потекло к сердцу.
— Смелей! — крикнул Прокоп.
Не взглянув на него, Лёдя дернула за рычаг. Из люка, поблескивая, сыпанула черная, зернистая земля. Лёдя с нетерпением выждала, пока она с верхом наполнила опоку, и закрыла люк. Подражая Прокопу, только более суетливо, разровняла землю, положила сверху щиток и охватила опоку зажимами.
Вот и та операция, которую она еще не делала на своей машине,— переворот стола. Зная, что ничего не случится, и все-таки боясь, что земля высыплется, Лёдя перевернула стол, включила пресс и с облегчением оттолкнула ногой опоку с готовой нижней половиной формы. Железный ящик послушно покатился по роликам к Прокопу и сборщику, а Лёдя вдруг почувствовала, сколько сил ей это стоило. Захотелось хоть малость постоять. Но она только перевела дыхание и нагнулаеь за новой опокой.
Вторая форма далась легче.
Постепенно входя в ритм, Лёдя приободрилась. Появилась возможность работать и думать. Ритм как бы подчиняя себе девушку и нес, нес ее. Появилось чувство машины, так необходимое формовщику, а вместе с ним и уверенность. Руки стали делать, что требовалось, сами собой.
Разлад в работу вносил разве Комлик, часто выбивавшийся из ритма. Но радость, что ощущала Лёдя, порождала желание любить всех, и Лёдя старалась не обращать внимания на эту помеху.
Неожиданно подошел Кашин с мастером. Поднял руку, приказал, чтобы работу приостановили.
— Комлик! — как на перекличке, позвал он.
Растерянный бригадир виновато выступил из-за машины и, комкая грязные рукавицы, остановился за метр от начальника цеха. Он старался не дышать, и лицо у него стало наливаться краской.
— Ты пьян! — громко, чтобы слышали все, выкрикнул Кашин.
— Откуда вы взяли? Неправда. Спросите хоть у нее,— некстати сослался Комлик на Лёдю, стоящую ближе всех.
Смутившись, Лёдя огляделась, ища поддержки и совета. Увидела: Прокоп Свирин взволнованно подавал какие-то знаки ей и монтеру, а тот, отказываясь, беспомощно разводил руками.
Но выручил Лёдю сам Кашин. Рассекая ладонью воздух, он загнул ругательство.
— У враля всегда есть свидетели! Может, прикажешь позвать и отца ее? Что я, сам не вижу?! А если несчастье случится, кто будет отвечать? Они? Снюхались уже!
— Эх, мать честная, напрасно вы, Никита Никитич! Зачем, не разобравшись, обижаете? — не терял еще надежды задобрить его Комлик.
— Что, зараз подпольем начнешь прикрываться?.. Не пройдет, и поблажек не будет. Всё! Топай в отдел кадров.