– Ну что ж, вся эта задумка Гастона – чушь полная. Ты же не думаешь на самом деле поехать в Париж? – Одри заметно собралась с духом. – Эта картина ничего не стоит, Лара. В смысле, я хотела сказать ему сама, но…
В тишине Лара налила две чашки кофе и отправила одну по кухонной столешнице к матери, как последнее предложение мира перед сражением.
– Но ты вместо этого решила начать с меня. – Лара отхлебнула кофе. Напиток пока был горячий, и она поставила чашку обратно на стол, чтобы дать ей остыть. – Я намерена поехать в Париж. Если эта картина действительно имеет ценность, там потребуется представитель от семьи. Тебе так не кажется? К тому же у меня до сих пор остался авиабилет от свадебного путешествия, и мне нужно использовать его до октября. Звёзды сошлись.
– Ну, честно говоря, меня беспокоит твой отъезд.
– О чём тут беспокоиться? – Лара засмеялась. – Мне тридцать лет.
– Это небезопасно.
В месяцы после исчезновения Тодда Лара продолжала подозревать, что мать знает больше, чем говорит. Теперь эти подозрения постепенно превращались в уверенность.
– Эта картина может стоить миллионы.
– Или ничего не стоить, – отмахнулась Одри.
– Гастон так не считает, а он искусствовед.
– Тогда я могу поехать в Париж с Гастоном, не ты.
Лара глубоко вдохнула, упёрла руку в бедро и выпрямилась. Она решила, что лучшей тактикой будет ничего не говорить.
После доброй минуты в тишине мать наконец произнесла:
– Ну, скажи что-нибудь.
Лара пожала плечами.
– Мне нечего добавить. Как бы мне ни было больно говорить тебе это, матушка, ты многое от меня скрываешь. – Та запротестовала, но Лара вскинула руку, останавливая её. – Ты это отрицаешь, естественно, но мы обе знаем правду. Я еду в Париж. Конец дискуссии. Если проблема в Гастоне, необязательно, чтобы он ехал со мной. Я могу сама встретиться с Эдвардом Бингемптоном Барроу-четвёртым. Это наша фамильная картина.
– Да в конце-то концов, что, по-твоему, я от тебя скрываю? – возмутилась Одри, раздувая ноздри. – Я… Я говорила тебе, что не знаю…
– Ничего, – резко оборвала её Лара. – Ничего ты мне не говорила.
– Потому что тут нечего рассказывать, Лара. – Одри отхлебнула свой кофе и поставила чашку на стол с глухим стуком. – Ты несёшь какой-то бред.
У Одри не было склонности к манипуляциям. То, что она так долго держала что-то в тайне от Лары и так сильно протестовала, означало, что она боялась. А так напугало бы её только что-то значительное. Совместив эту догадку с тем, что Шей Спир сказал ей в цирке и что подтвердил мужчина прошлым вечером, Лара рискнула сблефовать.