Штормовой день

– Где она сейчас?

– У себя. – И Петтифер хмуро добавил: – Я понес ей наверх чай на подносе, а когда вошел, она сидела за туалетным столиком как изваяние.

Я была очень рада, что все это происходило в мое отсутствие. Судя по рассказу Петтифера, вечер был тяжким. Я встала. Бедняжка Молли.

– Я поднимусь к ней. Поговорю.

– А я… – сказал Джосс, – пойду повидаю Гренвила.

– Скажи ему, что и я очень скоро к нему зайду.

Джосс улыбнулся.

– Мы будем ждать тебя, – заверил он меня.

Молли, бледную, заплаканную, я застала все за тем же нарядным туалетным столиком. (В этом была вся Молли: даже самая жестокая скорбь не могла бы заставить ее броситься на постель. Ведь так можно смять покрывало!) Когда я вошла, Молли подняла голову, лицо ее трижды отразилось в створках трюмо, и мне впервые показалось, что выглядит она на свой возраст.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я.

Она потупилась, комкая в руке мокрый платок. Я подошла к ней.

– Петтифер мне рассказал. Мне так жаль.

– Это все ужасно несправедливо. Гренвил всегда недолюбливал Элиота, безумно на него раздражался, и вот теперь мы, конечно, поняли почему. Он всегда пытался руководить Элиотом, встать между Элиотом и мной. Что бы я ни делала для сына, все было не так.

Опустившись перед ней на колени, я обхватила ее руками.

– Я искренне верю, что он делал это из самых добрых побуждений. Попытайтесь и вы в это поверить.

– Я даже не знаю, куда он поехал. Он не сказал мне. И не попрощался.

Я поняла, что взволновали ее не столько открытия этого вечера относительно Джосса, сколько внезапный отъезд Элиота. И это хорошо. По поводу Элиота я могу ее чем-то утешить, а вот что касается Джосса – тут уж ничего не поделаешь.

– Думаю, – сказала я, – что Элиот отправился в Бирмингем.

Она с ужасом взглянула на меня:

– В Бирмингем?