– А… куда ты теперь?
– В отделении останусь, у Владимира Алексеевича есть для меня ставка. И я рад, знаешь.
– Ник, послушай. Я… я…
– Не говори ничего. Не стоит. Не сейчас. Мне надо это… пережить. Мы как-нибудь потом об этом поговорим, ладно?
– Ладно.
– Иди сюда. Время сопливых нежностей прошло. И настало время настоящей проверки на прочность.
– Матраса?
– Тебя!
– Ой, я вся прямо дрожу.
– Др-р-рожишь? – пророкотал он ей в шею. – Отчетливей др-р-рожи!
Она сначала рассмеялась, а потом… потом было всё: и дрожь, и стоны. Но он обманул – всё было по-прежнему нежно.
Они виделись едва ли не каждый день. Ну, через день точно. Она узнавала по звуку его мотоцикл и, только лишь услышав, выбегала из квартиры. Ник отказывался заходить. Без объяснений, а она не спрашивала. Один лишь раз решился зайти в гости – когда привёз эту свою, а точнее, уже Любину джебену. Больше всего обрадовался этому подарку Любин отец – оказывается, давно мечтал. Тут же опробовал, напоил их кофе, сваренным из этих зёрен. И расплылся в искренней улыбке, когда Ник сказал, попробовав кофе: «Ну, точь-в-точь как там!» И всё равно Любе казалось, что Нику, который, по его собственному утверждению, разучился стесняться, было почему-то неловко у них дома. И она не настаивала.
Звук его мотоцикла знала не только Люба. Как-то почти сразу Ник стал объектом поклонения местной детворы, точнее, ее мальчишеской части. Едва заслышав знакомый рокот, с воплями «Дядь Коля приехал!» малолетние головорезы, как стая голубей, слетались встречать Ника. Любу они считали крайне досадной помехой и совершенно лишним дополнением к «дядь Коле» и его великолепному «Кавасаки». Отпускали Ника на свидание только после получаса, как минимум, посвящённого ответам на животрепещущие вопросы о том, сделает ли на трассе «Ниндзя» «Ямаху R1», а также паре кругов по двору с маленьким пассажиром, устроенном на сиденье между рук Ника. На то, чтобы покататься на мотоцикле, была организована целая очередь, за соблюдением которой головорезы следили самостоятельно. Люба терпеливо ждала положенные полчаса, попутно поражаясь тому, как Ник легко общается с этой бандой. Причём мальчишки, напоминавшие своим поведением в любое иное время племя команчей в процессе налёта на мирный городок, в присутствии Ника вели себя тише воды, ниже травы.
Потом они вдвоём с Ником гуляли. Жаркий август сменил почти по-летнему тёплый сентябрь. Бабье лето. Прозрачное осеннее небо, еще зелёные листья. И, несмотря на тепло дня, вечера уже остужают горячие головы прохладным дыханием.
Они много где побывали. Парки, кафе, кинотеатры. Держались за руки, иногда целовались – почти невинно. Почему-то отсутствие на данный момент возможностей для более интимных встреч не напрягало ни ее, ни его. Ну, или ей так казалось. Зато они говорили, смеялись, обсуждали всё, что видели. Время словно замерло, остановилось, давая им… А что может дать время? Только себя. Время быть вместе и ни о чём не думать.
А она боялась думать. Не хотела. Жила одним днём. Почему-то осмысливать свои отношения с Ником ей казалось делом сейчас попросту невозможным. И неправильным. Ей, привыкшей разумно смотреть на вещи, взвешивать, давать оценку и прогнозировать события, не хотелось делать ничего из перечисленного. Ей казалось, что стоит начать копаться в себе – и что-то случится тут же. И после этого она уже не будет прежней.
Впрочем, «что-то» случилось и без ее копания в себе. Наверное, просто потому, что оно должно было случиться – рано или поздно.
На часах почти десять, уже темнеет, они припозднились. Впрочем, Ник теперь не зависит от общественного транспорта – вольная птица на зелёном Kawasaki Ninja. На плечах Любы – согретая теплом его тела кожаная куртка, Ник же стоит напротив в тонкой футболке и утверждает, что ему не холодно.
– Ладно, давай прощаться, поздно уже, тебе пора домой.
– Хорошо. Про завтра помнишь?