– Так, ты, мать, главное, успокойся! Глеб же сказал… Да, я понимаю, но ты успокойся! Хорошо. Ладно. Да, прямо сейчас. Обещаю! Как только – сразу перезвоню. Всё, давай, выпей чего-нибудь. Не знаю чего! От нервов! До связи.
– Мама, что случилось?
Мать какое-то время смотрит на нее, словно раздумывая, стоит ли отвечать. А потом, осторожно подбирая слова:
– Коля… на мотоцикле… в аварию попал.
– Что с ним?..
– Юля звонила – она сейчас в командировке, форум у них какой-то банковский в Санкт-Петербурге. Она… совсем не в себе, паникует и бьётся в истерике. Сказала, что Глеб утверждает, что ничего страшного. Он как раз дежурит сегодня, Коля у него. Но ты же знаешь Глеба Николаевича: для него не в коме – уже в порядке. А Юля там просто с ума сходит, мужу уже не верит. Просила меня съездить и удостовериться самолично…
– Я с тобой!
– Конечно. Поехали.
Они добирались до больницы на машине около часа. За это время Люба себя даже не накрутила. Она была, наверное, примерно в том же состоянии, как другая женщина, где-то там, в северной столице. Люба сидела, неосознанно сцепив добела руки на коленях и глядя пустым взглядом на машины за окном. Как? Что случилось? И, самое главное, что сейчас с ним? Не думать! Не представлять! Она попыталась переключиться на хоть на что-нибудь другое, и вдруг ее обжигает воспоминание: зелёный шлем, падающий из рук на асфальт с сухим звуком. Плохая примета? Да, чертовски плохая, ужасная примета, приносящая несчастье! Это Люба во всем виновата!
Вот и больница.
Она пронеслась по коридорам смерчем, ураганом, тайфуном. Мать еще на улице парковала машину, а Люба уже пролетела мимо охраны. «Мне разрешили пройти! Меня ждут! Где травмотделение?!» Смелость города берет. Смелость, помноженная на отчаяние, на удивление быстро довела ее до двери с табличкой «Самойлов Глеб Николаевич. Заведующий отделением». Она толкнула ее без стука и вошла. И замерла В кабинете на стук распахнувшейся двери к ней повернулись два человека. Отец и сын.
Глеб Николаевич в синем хирургическом костюме. Широкие штаны, короткие рукава. Огромные ручищи. Он указательным пальцем сдвигает узкие очки в тонкой оправе на кончик носа.
– Любочка, ты, что ли?
Но она неотрывно смотрит на Ника.
Колька сидит на диване. Отец стоит перед ним. Люба сначала выдыхает – Ник жив! Сидит тут, а не лежит где-то в реанимации, непонятно в каком состоянии! А потом лишь замечает детали. У него гипс – ниже колена левая штанина джинсов обрезана, и нога вся в белом. Левый локоть тоже забинтован, но уже без гипса. На скуле и подбородке кровоподтёки. Выглядит в целом потрёпанным. Живым, но потрёпанным.
Зафиксировав все эти детали, ее мозг уходит на перезагрузку. Люба сползает по стенке в первом в жизни обмороке.
Низкий мужской голос звучит бодро и сопровождается лёгкими шлепками по щекам:
– Ну что за глупости, девочка.
Люба открывает глаза. Что случилось? Где она?
– Вот, умничка, пришла в себя. На-ка, выпей.