– Помню, – кивает Люба. – Вечером созвонимся.
– Договорились.
Она протягивает ему шлем, который до этого вертела в руках. Выходит неловко, и шлем падает на асфальт.
– Ой!
– Да ничего страшного, – Ник нагибается, поднимает зелёный пластиковый почти шар.
– Цел?
– Цел. Но примета плохая.
– Что именно?
– Уронить шлем – плохая примета.
– Извини. – Это глупо – верить в приметы, но она почему-то расстроена, что так неудачно подала ему шлем.
– Да ерунда. Байкеры просто народ суеверный. Уронить шлем – плохо. Уронить ключ зажигания – вообще засада. Ронял сто раз – и ключи, и шлем. И всё живой.
– Мне очень жаль, правда.
– Не бери в голову, – отмахивается Ник. – Знаешь, Дэн на все плохие приметы как говорит?
– Как?
– Зато в любви повезёт. – Он усмехается. – Ладно, завтра услышимся. – Целует в щеку, снимает с ее плеч свою куртку. Спустя минуту уезжает.
Парадоксально, но иногда она даже завидует его мотоциклу – тому, как Ник приникает к нему, ложась почти всем корпусом на своё зелёное чудовище. И сейчас это чудовище с рокотом увозит Ника в очередной раз в темноту.
Вечером после работы они с мамой пьют на кухне чай. Родители не задают вопросов о ее отношениях с Ником, хотя, наверное, о чём-то догадываются. Но мама не спрашивает, и Люба ей за это благодарна. Вместо этого они разговаривают о последнем «Букере». Всё-таки это клёво, когда с родителями можно побеседовать в том числе и на профессиональные темы. По крайней мере, с мамой – точно. В фотографии Люба понимает только на уровне «нравится – не нравится». И то, что делает собственный отец, ей очень нравится.
Их разговор прерывает телефонный звонок. Мама откладывает на блюдце только что надкушенное лимонное печенье, вытирает пальцы о салфетку, смотрит на экран телефона и удивлённо вскидывает бровь.
– Юля звонит. Она же в командировке… – А затем уже в телефон: – Юлечка Юрьевна, чего тебе не сидится спокойно в городе белых ночей?
А потом Вера Владимировна молчит, хмурится, слушая далёкую собеседницу.