– Не хочу.
– Что ты уставилась на волны? Что пытаешься увидеть, Любовь Станиславовна? Другой берег моря? Там нет ничего интересного. Там за морем – Африка.
– Угу. Помашем ручкой Кольке?
– Какому Кольке?
– У тебя много знакомых Колек?
– Самойлову, что ли? – Соня соображает несвойственно ей долго. – Что он делает в Африке?
– Работает.
– Вот же оригинал, – Софья звонко смеётся. – Чудак он все-таки. Смешной. Неужели так буквально проникся с детства сказкой о Докторе Айболите? «Он в Африке, он в Африке под пальмою сидит, – с чувством продекламировала сестра. – И на море из Африки без отдыха глядит: не едет ли в кораблике Доктор Айболит?» Между прочим, Доктор Айболит был ветеринар. Зверюшек лечил.
– Наверное, – деланно безразлично пожимает плечами Люба, загребая ступнями песок.
– Вот насобирает он там приключений на свою рыжую задницу.
– Почему рыжую?
– Понятия не имею. – Сестра зеркальным жестом пожимает плечами. – Голова рыжая же? Может, у него и задница рыжая и волосатая? Я как-то особо не задумывалась на эту тему.
Люба молчит. А могла бы сказать, что задница у него совсем не волосатая. Гладкая, упругая, очень аппетитная. И Люба бы весьма шокировала сестру, если бы сказала это вслух.
Даже вообразить себе нельзя, что можно рассказать Соне о том, что у нее отношения с Ником. Потому что предвидит сто и один вопрос, которые обрушит на нее сестра. Но не представляет, как на них отвечать.
Покатилось красным шаром лето. Мне тебя не хватает. Это кошмарное лето – я теперь точно понимаю. Как будто что-то было, а потом прошло. Что это «что-то» – мне трудно описать. Попробуй додумать сам.
Подземелье лета. Не лето, а Лета. Забытое время. Не хочу о нём вспоминать.
Я жду сентябрь. А сейчас только лишь проклятый август. Все-таки это лето – как след от бича, выжженная солнцем пустыня на моей разумной, но глупой планете. Ты знаешь, это такое страшное солнце – без жалости и пятен.
Беспощадное, пыльное, сухое, убивающее лето. Если дождь – то заливает до потопа. Если жара – то выжигает клеймо загаром, снимает кожу, обдирает до сердца, на котором пляшут канкан огненные черти.
Моя маленькая, глупая планета, ты не тоскуешь по своему прохладному полуледниковому состоянию, по сумеречным, вечно сумеречным облакам? Да и потом не будешь плакать под бичами лучей безжалостного солнца? Впрочем, жалеть о содеянном – признак слабых и глупых.
Чёрт, пишу какой-то бред. С дневниками надо завязывать еще в школе. А литератор из меня никудышный, маминого таланта нет. Просто я очень скучаю по тебе, Ник. И, кажется, ненавижу тебя за это.