– Она может протекать первое время бессимптомно. Люба, пожалуйста. Это очень серьёзно. Просто сделай тест и УЗИ. Чтобы мы знали точно, что у тебя всё в порядке. Я не хочу… чтобы ты расплачивалась своим здоровьем за мою ошибку. Пожалуйста. Я тебя прошу. Это просто, быстро, не больно и делается в любом частном гинекологическом кабинете. Анонимно можно даже. Раньше надо было, конечно, но я не сразу сообразил. Да и думал, что ты меня слушать не станешь. И… Люба… Ну, пожалуйста… Сделай это. Давай, я оплачу всё и…
– Прекрати! Ладно. Я всё сделаю. Сама.
– Спасибо. Не сердись. Я переживаю. И мне очень стыдно, что я втянул тебя в это и подверг таким… неприятностям.
Он притянул ее руку и поцеловал в ладонь. Совсем с ума сошёл! В довершение к этой пижонской байкерской куртке, Гумилёву и Африке еще и руки целовать вздумал! Что с ним делать прикажете? Что? И с собой заодно.
Он всё-таки умудрился ее напугать, и на следующий день Люба с утра первым делом нашла в Интернете адрес ближайшего к офису гинекологического кабинета. В пяти минутах находится, оказывается. Позвонила. И есть запись как раз на время обеденного перерыва. В общем, Ник оказался прав – быстро и просто. На всё ушёл час времени.
В два часа дня Ник получил эсэмэску: «Я всё сделала. Всё в порядке». Ответ ей пришёл быстро: «Спасибо». А еще через пару часов ему пришла еще одна эсэмэска от нее: «Сегодня после работы. До девяти вечера квартира наша». Ответ был еще лаконичнее: «Ок».
Она не ждала ничего от этой встречи. Точнее, запретила себе ждать. В мыслях было только одно – он уезжает на три месяца. Просто… просто на прощание. Чтобы помнить. Чтобы он помнил. Чтобы самой…
И когда, спустя несколько минут после первого жадного раза, едва у них обоих выровнялось дыхание, его рука скользнула к внутренней поверхности ее бедра, она сжала ноги и перехватила его ладонь.
– Не надо.
– Почему?
– Не хочу.
– Люба… Что я сделал не так? Тебе же нравится… Пожалуйста…
Тёплое дыхание прямо в ухо, тело мгновенно покрывается мурашками и почти нестерпимое желание развести бедра и позволить ему дать ей то, чего она хочет. Он прав! Хочет. И боится. Боится дать ему слишком большую власть над собой. Каждый раз, когда она так отдаётся ему, словно какая-то часть ее переходит Нику. С каждым разом всё больше и больше она принадлежит ему. И это пугает, реально пугает. Потому что она не представляет, что с этим делать. И как с этим жить, особенно в свете того, что было совсем недавно. И из-за перспектив его скорого отъезда. Нет, инстинкт самосохранения берёт верх над собственным вожделением.
– Я не могу.
– Почему? Ты сердишься на меня? Всё еще сердишься?
– Не в тебе дело.
– А в ком?
– Во мне. – Она утыкается ему в шею, чтобы он не видел. Не прочитал в глазах что-то, чему она и сама не может дать названия.
– Что случилось, Любава? Что изменилось? Почему?
– Я… – вздыхает она. – Ник, я… Ну, просто мне нужен настрой и… Мне и так было очень хорошо.