Эта троица была самой опасной, самой борзой в лагере. Отчасти из-за своего возраста, отчасти из-за статуса отца Славика. У статусных родителей дети часто вырастают беспринципными уродами. Эту аксиому Артём вывел, уже будучи взрослым, а тогда под сенью старых ив просто сработало какое-то шестое чувство. Или это было всего лишь чувство самосохранения?
Мирослава не просто лежала ничком на земле, она лежала, уткнувшись лицом в эту самую землю, очень близко к костру. Опасно близко. Над ней стоял Славик Горисветов. Стоял, поставив ногу ей на спину, словно она была не человеком, а животным. Трофейным животным, как на старых охотничьих фотографиях! Валик Седой сидел у костра и лыбился, а Славик что-то говорил, склонившись над неподвижной Мирославой. Был миг, когда Артём испугался, что она без сознания, но она зашевелилась, попыталась вырваться. Славик сначала позволил ей привстать на коленки, а потом с силой пнул носком кроссовки между лопаток. Мирослава со стоном упала.
Артём сделал глубокий вдох, от которого пузырь в его груди с громким хлопком лопнул, осмотрелся и подобрал с земли увесистую палку. В битве с этими уродами у него было мало шансов, но ничего другого не оставалось.
– Отошли от нее! – Он хотел, чтобы получилось громко и решительно, а как получилось на самом деле, не понял из-за волнения.
Они посмотрели на него все разом: Славик и Валик с веселым недоумением, а Мирослава с острой смесью стыда и затаенной надежды.
– Это кто у нас тут?
Славик развернулся к Мирославе спиной. Наверное, считал, что охотничий трофей никуда от него не денется. Или понадеялся на дружка? Как бы то ни было, а Артём надеялся, что у Мирославы хватит сил и сообразительности, чтобы воспользоваться появившимся преимуществом и убежать.
– Это у нас музыкант! – заржал Седой. – Дружок нашей малышки.
– Моей малышки, – не оборачиваясь, поправил его Славик. – Это моя мелкая, Валик! Даже не смей зариться!
– Я-то не зарюсь, – Седой развел руками, – а вот он, похоже, уже того…
– Отойдите от нее, – повторил Артём и замахнулся палкой.
Это был глупый и нелепый жест. Артём умел управляться со смычком, но не представлял, что делать с палкой. Однако даже в этой нелепости было свое преимущество: ему удалось отвлечь все внимание на себя. Краем глаза Артём видел, как Мирослава снова медленно-медленно поднимается с земли. Ее лицо было испачкано, а колени разбиты. В ее взгляде было отчаяние и понимание того единственного шанса, который он ей мог предложить.
«Беги!» – мысленно велел ей Артем.
Она молча кивнула, к отчаянию добавилась решимость. Наверное, в тот момент между ними случилось нечто вроде телепатической связи, потому что он отчетливо услышал так и не произнесенные слова: «Я позову на помощь!»
Это было единственно верное и единственно возможное решение. Мирослава бегала почти так же быстро, как Леха. Теперь вся надежда была на нее.
– А что музыкант тут делает? – Славик сощурился. – Ты не слышал про маньяка? Не боишься, что и с тобой так же… – Он многозначительно замолчал.
Артём боялся. И за Мирославу, и за себя. Вот только не видел другого выхода. Не видел выхода и не представлял, как выкрутиться из этой передряги.
– Молчишь? – Славик посмотрел на свою вытянутую вперед руку, сжал пальцы в кулак, потом разжал, улыбнулся. – Жаль… – Он вздохнул с неискренней печалью. – Очень жаль, музыкант, что ты сюда пришел. Я не люблю, когда мне мешают забавляться с моей мелкой.
Осознание было острым и ярким, как вспышка молнии. Это было не в первый раз! Этот урод обижал Мирославу и раньше! Он издевался над ней, а она молчала, продолжала рисовать свои картины, бегать наперегонки с ветром и Лехой и ни словом не обмолвилась о том, что происходит. Дура…
Наверное, она увидела эту беспомощную злость в его глазах, потому что едва заметно пожала плечами и попятилась. От свободы и нормального мира ее отделяло всего несколько шагов, а ему, Артему, предстояла битва. И чем закончится эта битва, зависело от того, как быстро Мирослава приведет кого-нибудь на помощь.