Обед в доме Тишкиных
Похороны Алёны Александровны Тишкиной состоялись во вторник, третьего июля. Она была похоронена на местном кладбище рядом со своим отцом. На похоронах присутствовал почти весь Полянск. Были и представители утесовской милиции. Сознавая всю трагичность момента, жители вели себя соответствующим образом. Даже Дудкин не бил в барабан и не проявлял каких-либо других признаков своей обычной разнузданности. Больше всех плакала Ленка, слёзы ручьем лились из её глаз. Она даже пыталась держать речь и начала перечислять все достоинства покойной, пока рыдания не помешали ей говорить. Матрёна Тимофеевна громко звала священника и вновь кричала про Богородицу.
Таисия Игнатьевна стояла немного в стороне, задумчиво оглядывая пришедших. «А ведь кто-то из этих людей с подобающе грустными лицами хладнокровно убил её», – думала Таисия Игнатьевна, и при этой мысли в её душе закипали горечь и негодование.
Анна Дмитриевна Тарасова стояла неподвижно, с белым отсутствующим лицом. В этот момент она напоминала мраморную статую. Пелагея Егоровна Цепкина хотела только одного: чтобы похороны поскорее закончились. Зоя тоже чувствовала себя не в своей тарелке в этой мрачной атмосфере. Краем уха она услышала, как Амфитрион сказал Дудкину, что похороны – подходящий повод выпить. Музыкант согласно кивнул, при этом лицо его озарила счастливая улыбка. Одними губами он спросил:
– Когда?
– В пять, – беззвучно шевеля губами ответил Редькин.
Улучив минуту, Зоя отвела мужа в сторону и высказала ему все, что думает о его безобразном поведении.
– Но, Зоенька, – возразил Амфитрион, – ведь так принято. На похоронах всегда пьют за упокой души.
– Ты услаждаешь только свою душу, – гневно сказала Зоя, – на чужую тебе наплевать. Смерть для тебя – лишь удобный повод выпить. Мне стыдно за тебя, Амфитрион.
Редькин принялся было возражать, но Зоя его уже не слушала. Она отошла в сторону и встала рядом с матерью.
Ближе всех к могиле стояли родственники. Алексей Александрович Тишкин тер платком воспаленные глаза. Жена была рядом, её бесстрастное лицо, как всегда, ничего не выражало. Жизнерадостный Люгеров напустил на себя скорбный вид, стараясь выглядеть как можно печальнее в этой трагической обстановке. Но при всем старании у него это не очень получалось.
– Тоже мне, скорбь мировая, – процедила сквозь зубы Тарасова, обращаясь неизвестно к кому.
Дина Петровна Адская в течение всей церемонии не проронила ни слова. Она выглядела измученной и еще более похудевшей. Весь её вид вызвал сильную жалость у Анны Петровны Дочкиной, которая выразила ей свои соболезнования.
Дудкин принялся было рассказывать Амфитриону анекдот, но был незамедлительно остановлен бдительной Цепкиной, которая от всей души влепила ему подзатыльник.
Наконец, тело опустили в могилу, и все разошлись.
Обед в доме Тишкиных в этот день проходил в очень напряженной обстановке. За последнюю неделю его обитатели старались и носа не высовывать из дома, чтобы не наткнуться на колючие, а порой и обвиняющие взгляды полянцев.
Антон Анисимович Люгеров назвал дом местом вынужденной резервации. Обратившись к Вере Никитичне Тишкиной, он спросил, когда, по ее мнению, им разрешат уехать.
– О, думаю, что не скоро, – безмятежно ответила та и попросила Люгерова передать ей соль. – Впрочем, – добавила она, намазывая маслом хлеб, – вас никто здесь насильно не удерживает.
– Да уж, – буркнул Люгеров. – А попробуй уехать, так все сочтут, что ты сбежавший преступник.
Дина Петровна Адская сидела, уставившись в тарелку, и нервно крошила хлеб. Когда она наконец заговорила, в её голосе звучали истеричные нотки.