Разговоры с живым мертвецом

22
18
20
22
24
26
28
30

«А затем выпить виагру, или что у тебя там, и встать в позу?»

– Снимай рубашку, проглоти это, – Валерия вложила ему в ладонь капсулу,– и ложись. Остальное необязательно.

«Мысли читаешь, да? – Арсений прокусил капсулу с горьковатой жидкостью и принялся неловко расстёгивать пуговицы. – Не запуталась ещё в хитросплетениях моих извилин?»

– Не так уж их и много.

– Что?!

– Ничего! – Валерия сама освободила обомлевшего парня от рубахи, после чего опрокинула на кровать. Оглядев Арсения с высоты, Валерия водрузила ему на живот морион и сама, не раздеваясь, пристроилась чуть ниже.

Область под камнем зачесалась. Арсений хотел избавить себя от дискомфорта, но руки словно налились свинцом. Ноги тоже.

– Что ты делаешь? – говорить становилось тяжело, слова застревали в горле. Попытавшись коснуться своего горла, Арсений осознал, что не может этого сделать. Он не чувствовал рук и ног, не мог ими пошевелить. Паника нарастала, на лбу выступила испарина.

– Совмещаю приятное с полезным, – Валерия вскинула бровь и переложила руки Кожухова с кровати на живот. Теперь они лежали на кристалле.

Язык распух, и Арсений уже не мог озвучить глупый, но такой естественный вопрос, терзавший его с тех самых пор, как она впервые написала ему в соцсетях. Впрочем, он подозревал, что вслух произносить и не обязательно, достаточно чётко сформулировать вопрос в голове, глядя Зиминой в глаза.

«Ты собираешься убить меня?»

Он оказался прав.

«Не совсем, – её голос прозвучал будто из недр Арсеньева мозга и отдался в затылке. – Твоё тело нужно мне целым и невредимым».

Валерия закрыла глаза, и в комнате потемнело. Даже уличный свет, ранее струившийся через крошечный интервал между оконной рамой и ставнями, казалось, погас. Мир перестал существовать, лишь парализованный Арсений, усевшаяся на его бёдра Валерия и светящийся чёрным светом кусок кварца парили над бескрайним хаосом. Внутри кристалла что-то происходило, и это «что-то» приковало внимание Арсения к камню…

Детские руки, возводящие замок из песка. Серенькая девочка, сидящая с другой стороны замка и укрепляющая ближайшую к ней стену. За её спиной – парк, где взрослые сидят на скамейке с тряпичной куклой на коленях и переводят взгляд с маленьких строителей на двух резвящихся девочек и обратно. Маленькая рыжеволосая попрыгунья кружится вокруг тощей акселератки, та же, глядя на весёлую младшеклассницу, беззлобно смеётся. Сквозь кроны деревьев просачивается солнечный свет.

Выстрелы. Крики боли и ужаса. Детский плач. Деревья горят в огне пепельного цвета. Солнечный свет тускнеет и превращается в свет скорбной луны. На месте двух девочек – одинокая осина, на месте скамейки со взрослыми – склеп. Кругом кресты. Детские руки превращаются во взрослые, сжимающие ружьё. Песочного замка больше нет, но та, что помогала его строить, здесь, повзрослевшая. Она смотрит на Арсения из недр кристалла светло-серыми глазами. В её зрачках он видит обладателя рук с ружьём. Себя? Нет, но кого-то похожего на него…

Вдруг по просторам тёмной бездны стал расходиться гул с одинаковыми интервалами, отвлекая от образов в кристалле. Зимина, не открывая глаз, ощупала карманы брюк Арсения и извлекла на свет кристалла мобильник, принимающий вызов. Не медля ни секунды, Валерия отшвырнула телефон в сторону. Он исчез во мраке, и гул постепенно стих.

– Алёна больше не хочет тебя видеть, – слова звучали в недрах сознания, а не слетали с губ, – можешь расслабиться и дать мне закончить, бороться нет смысла.

Ладони Зиминой опустились на морион. Кожухов ощутил покалывание по всему телу. Теперь он сам светился тем же светом, что и кристалл. Покалывание усилилось, тело будто растаскивали на кусочки. Горький привкус во рту. Адская боль, к которой Арсений моментально привык и в которой растворился. Остатки реальности постепенно исчезли: свет мориона тускнел, пока не погас окончательно. Кожухов ослеп, хотя точно знал, что его тело светится фиолетовым светом. Просто знал. Затем стало исчезать и всё остальное: привкус крови во рту, едкий запах дезинфицирующего средства, тяжесть камня и женского тела.

Он умер? Не совсем. Тело осталось целым и невредимым. Но его душа была здесь лишней.