Не шевелится бровь над ясными очами его, ни волос белой до чресл бороды его не дрогнет…
Будто не его вовсе грабят! «Бог дал, Бог взял, — думает он, — да будет благословенно Его Святое Имя!»
— С этим не рождаются, и в могилу с собою этого не возьмешь, — шепчут его бледные уста.
И он спокойно глядит, как открывают последний ящик последнего комода, как вытаскивают оттуда мешки с золотом и серебром, мешки с драгоценностями и дорогой утварью — и молчит…
А может быть, он и вовсе отрекается от добра своего для избавления грабителей от греха…
Но вдруг, когда злодеи добрались до последнего хранилища и вытащили оттуда маленький мешочек, последний, наиболее сокровенный — старик вдруг задрожал, глаза его загорелись, рука протянулась для защиты, уста раскрылись для крика:
— Не троньте!
Но вместо крика из груди брызнул красный луч дымящейся крови — нож сделал свое дело…
Кровью сердца брызнуло на мешок!
Упал старик. Разбойники быстро вскрывают мешок — здесь лежит самое лучшее, самое драгоценное!..
Но они горько ошиблись; напрасно кровь пролили. Не серебро, не злато, не камни драгоценные лежали в мешке; ничего из того, что дорогим и ценным почитается в этом мире…
Там было немного праху, праху из Святой Земли для могилы. Вот что богач хотел спасти от чужих рук и глаз и обагрил кровью своею…
Схватила душа окровавленную пылинку священного праха и с нею явилась к небесным вратам.
Первый дар был принят.
3. Второй дар
— Помни, — крикнул ей вслед ангел, закрывая за душою врата, — еще два дара!
— Бог поможет! — надеется душа и весело кинулась вниз.
Но радость вскоре потускнела. И снова проходят годы и годы, и нет необычайных деяний…
И снова отчаивается душа…
«Живым родником забил мир из Господней воли и потоком понесся по руслу времени. И, чем дальше течет, тем больше праха и пыли вбирает в себя, мутнее, грязнее становится; тем меньше даров находятся в нем для неба… Меньше становятся люди, мельче — благие дела, невзрачнее — грехи; необычного деяния — и не найти!..»