— Кто же, — спросил уже без обиняков приближенный, — будет стоять пред амвоном?
А старец ответил:
— Глупец, ведь он может еще придти!
Едва он произнес эти слова, как появился сам Хаим-Иона Вительс. Толпа за дверью расступилась и дала ему дорогу. Хаим-Иона, ни с кем даже не поздоровавшись, с сияющим радостью лицом и сверкающими глазами вбежал к «старцу».
— Ребе, — воскликнул он, — Господь явил свою помощь! Я здесь!
Даже голос дрожит от радости.
Но случилось нечто такое, чего не дай Бог никогда больше.
Старец поднял голову и взглянул на Хаим-Иону острым и холодным взглядом На легкомысленнейшего из легкомысленных так не глядят. Потом встал во весь свой рост, точно дерево вдруг выросло из земли… Не отвечая на привет гостя, нарочно заложив руку за спину, он крикнул:
— Прелюбодей!
Волосы у всех дыбом стали. А Хаим-Иона Вительс, упал, точно сраженный громом..
Народ растерялся. А старец снова уселся и говорит тихим голосом
— Возьмите его, внесите в синагогу, приведите в чувство, и пусть он перед вами покается…
Так и сделали.
Когда Хаим-Иона Вительс немного пришел в себя, и его усадили на скамью, это был уж вовсе не прежний Хаим-Иона… Черен, как земля, впавшие глаза горят, как в лихорадке, или, как, упаси Боже, у одержимого бесом, а на белых губах показалась пена. Голову пришлось народу поддерживать, не то расшибся бы: так он дрожал. А когда этот человек раскрыл свои побелевшие губы и заговорил, то и голос будто другим показался.
— Добрые люди! — бормочет он просительным, за душу хватающим голосом. — Добрые люди! Я — не прелюбодей!..
Но он, оглядываясь, видит, что нет ему веры, по глазам видит. И стал он просить:
— Люди! Ведите меня к святой скинии!
Присягнуть желает. Но разве ему дадут присягать, когда «старец», явно обозвал его… И народ говорит: «Желаешь рассказывать? Рассказывай, только без присяги»…
И начал он свой рассказ. Голос его время от времени обрывается; а глаза умоляюще смотрят на народ. Он рассказывает, — Все диву дались от его рассказа.
Вышел действительно Хаим-Иона Вительс из своего города во благовремение, как ежегодно. Взяв молитвенные принадлежности и немного съестных припасов, отправился он в путь. Еврей из гостиницы правду сказал, его провожала компания, выпили на прощание, и около полудня Хаим-Иона Вительс взял вправо и пошел лесом, а компания вернулась в город… Прошел он часа полтора, остановился прочесть предвечернюю молитву. Лес ему хорошо знаком, чуть ли не каждое дерево, однако положиться на впечатление глаз при определении «востока» он не пожелал. Направился он к просеке взглянуть, куда солнце склоняется перед заходом. Вышел на дорогу между лесом и полем. Взглянул на небо и не может глаз оторвать: никогда он еще такого неба не видал, такого пылающего заката. Прямо огня полоса. Глядит он, любуется и думает о покаянии; вспомнилось пламя адское… Задумался и не слышит вовсе, что сзади катит по тяжелому песку карета… Открытая карета. В карете молодая барыня… За нею — егерь, и спереди — егерь. Кучер с тремя парами вожжей в руке — три пары лошадей цугом. Когда же Хаим-Иона их заметил, было уже поздно. Барыня успела обратить на него свое внимание.
ebooksa