И Он не задерживает награды ни одного человека, думающего творить добро, если он ошибается, и добро его не есть благодеяние. И тем паче и паче, Его Любвеобильное Имя не наказывает за грех, совершенный человеком по неведению, если смертный думал совершить благодеяние.
И есть об этом две прекрасные притчи у святого Schel’oh.
И первая притча гласит так: Господь подобен царю, который владычествовал над далекой страной, замкнутой со всех сторон, удаленной на тысячи тысяч миль от других стран и жившей своими особыми обычаями и законами. Вошел однажды к царю его первый министр и, поклонившись, подал царю бумагу для собственноручной подписи или скрепления царским перстнем. Взял царь из рук министра бумагу, положил ее на стол. Сел на трон своем и, взяв в руки перо, собирался приложить свою руку к бумаге. Ибо царь, как водится в мире, верит своим слугам, а тем паче первому министру, зная, что не дадут ему подписать несправедливость.
Но царь были дальнозорок и, собираясь начертать на бумаге начальную букву своего имени заметил, что в бумаге написано: «подвергнуть казни», «ослушник царский». Царь отложил сейчас же перо и спросил:
— Кого и за что так строго покарал мой суд?
И ответил ему первый министр:
— Великий государь, виновный ослушник царской воли. Он не кланялся и не приветствовал поставленных тобою начальников, расхаживал по таким местам, по которым не смеет ступить ни одна нога — по валам твоей крепости; он ходил возле порохового погреба с огнем, хотя черным по белому написано на воротах: беречься огня. Отсюда следует, что преступник не питает уважения к великому государю, что он хотел высмотреть слабые места твоей крепости и передать ее врагам; что он собирался поджечь царские пороховые погреба…
— И все это, — прибавляет министр, — он сделал средь бела дня на глазах всего народа, точно здесь страна беззаконная и безначальная а, быть может, сделал даже назло…
Царь подумал: «Кто знает? Не сумасшедший ли он?» И спросил:
— А что говорил преступник на суде? Он к делу говорил?
Министр ответил, что это нельзя знать, потому что преступник из дальней страны, суд не понимал его речи, а он не понимал речи судей.
Тогда царь сказал первому министру:
— Человек, которого вы осудили на казнь, невинен… Зачем ему было делать назло?
— Он лишь чужеземец, не видавший никогда наших мундиров и не знающий, как одеваются наши начальники, он их поэтому не приветствовал.
— Не зная расположения нашего города, где крепость и где валы помещаются, и желая побыть наедине с душою своею, он пошел туда, куда ходить не полагается. Не умея читать нашу надпись на белой доске, он не остерегался огня!..
Устыдился первый министр и опустил глаза. А царь разорвал бумагу и приказал:
— Беги, первый министр, живее в тюрьму, сними цени с узника, прикажи его побрить и омыть, смазать благовонными маслами и одеть в лучшие одежды; выдай ему из царской казны вознаграждение за огорчение и муки, за убытки и посрамление, а потом отпусти его на волю… А если он пожелает остаться в нашей стране, пришли его ко мне, и я сам передам ему об особенностях нашего языка и об обычаях нашей страны…
Когда дело потом разобрали, оказалось, что царь был прав и суд его прав, ибо преступник был чужестранцем…
Если смертный царь — заканчивает Schel’oh — так поступает, тем паче и паче Царь Царей и Владыка Владык, Которому не надо расспрашивать и разведывать, ибо перед ним раскрыты тайники человеческого сердца, и Он читает в них, как в развернутом свитке…
Больше того, Господь мира приобщает грехи, сделанные неучем ради блага, к числу добрых дел его. Об этом святой Schel’oh также приводит притчу о царе, весьма хорошую притчу.
ebooksa