Хасидские рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

И совсем было собрался Орах-Хаим постучать по своему пюпитру; но, будучи по натуре спокойным человеком, раввин решил подождать. Послышалось ему в голосе молящегося нечто необыкновенное — человек спешит, а голос его меж тем за душу хватает…

Промолчал Орах-Хаим.

К «тихой» молитве раввин обернулся к востоку лицом и увидел на стене начертанную мелом надпись: «За исцеление Иехиеля, сына Двоси». Понял раввин, почему еврей спешит с молитвой! К больному дитяти!

И он доволен тем, что сдержался и не постучал, и кается, что согрешил душою, заподозрив еврея, спешившего к больному сыну, в особой преданности миске… И вот, когда в молитве дошло до слов «Исцели нас, Господи, да исцелимся» — раввин помолился за младенца Иехиеля… И по соизволению Божию молитва достигла цели, пришла в небо в час благодатный… В ту же ночь мальчик потел, перенес благополучно кризис. Ныне он зять резника, ученый молодой человек…

После такого предисловия Орах-Хаим перешел к самому рассказу.

* * *

Кончилась вечерняя молитва. Прочитали поминальную молитву. Служка стал у амвона раздавать свечки желающим заняться учением. Народ подходит и подходит, конца не видать, не сглазить бы!

И расходятся евреи по своим местам, каждый садится за своей свечкой у своей книги Талмуда. У задней стены вокруг стола целая компания читает вместе, тесно сидят!

Возрадовалось сердце Орах-Хаима — свечки и огоньки, точно звездочки в небе; дай, Господи, во всех селениях еврейских такое!

Если бы Владыка Небесный с такою же радостью воззрел на наши свечки в синагогах, с какою радостью мы смотрим в небо на Его огоньки, хорошо было бы.

Сидит Орах-Хаим и думает так, подошел к нему служка и спрашивает, какую книгу подать.

— «Трактат о праздниках», — ответил Орах-Хаим. Он тогда готовил ответ на вопрос одного из великих ученых. Оказалось, что в синагоге книги Талмуда были размещены высоко на полке, над столом, где занималась компания. И старый служка был вынужден прервать их занятия и взбираться по лесенке… А служка почтенного возраста еврей… Кто-то помоложе хотел заменить его, но старик не пожелал уступить этой чести… И Орах-Хаим раскаивается, но пропало; он не знал, где стоят эти книги… Между тем он продолжает наблюдать вокруг себя, прислушиваться к голосам: жужжит, шумит, поет, до души добирает. Вдруг он увидел, как некий водонос (лишь потом он узнал, что его имя Иоханан), расхаживая с кувшином, подносит к пюпитрам холодную воду. Понравилось Орах-Хаиму его поведение: подойдет к пюпитру, остановится, ждет, пока изучающий заметит его и протянет руку за кружкой, не желает помешать занятиям… И всякий, беря кружку, улыбается и громко произносит славословие. А Иоханан-водонос от всего сердца отвечает: «Аминь!», прибавляя обыкновенно: «Премного благодарен!», поглядит на ученого с великой любовью и пойдет дальше.

Изумился немного Орах-Хаим поведению простого водоноса. Спрашивает, кто это. Ему ответили, что это — Иоханан-водонос. Наблюдает он дальше. И увидел какую-то странность в поведении водоноса, вероятно, никем не замеченную. Недалеко от места Орах-Хаима, у восточной стены, сидел в стороне какой-то бледный молодой человек, как потом оказалось, — отшельник; тот сидит над какой-то каббалистической книгой. Орах-Хаим, обладая хорошим зрением, издали заметил, что на обложке разрисованы знаки десяти эманаций — надо полагать, что эта книга была: «Древо жизни». И вот видит он, как Иоханан-водонос желает подойти к этому пюпитру и не может! Чем ближе он подходит к пюпитру, тем сильнее он сдерживается, точно его отталкивают! Что за диво?! Но Орах-Хаим, как осторожный человек, стал ждать дальнейшего…

Принес ему служка «Трактат о праздниках»; Орах-Хаим его задержал и спросил про каббалиста. И служка ему ответил с некоторой гордостью: «О! этот человек, ребе, наш отшельник! Великий каббалист, целые дни проводит в посте, всегда учит в уединении…» И также прибавил: «Живет он на краю города, в развалине… Оттуда ночью раздаются странные голоса и напевы… Как видно, к нему приходят учить и славу петь…»

Что было думать Орах-Хаиму? Он решил, что во время учения отшельник поднимается до такой степени святости, что простой водонос недостоин стоять в его близости, войти в соприкосновение с ним, и его отталкивает…

Пожалел Орах-Хаим — он был очень добросердечный — бедного еврея, который желает заслужить пред Господом и не может. Это раз. Во-вторых захотелось ему познакомился с отшельником, поговорить с ним об этом. Но ведь Орах-Хаим занимает важный пост и не приличествует ему подойти первому; решил он передать отшельнику через служку о своем желании говорить с ним… Едва он об этом подумал, как заметил нечто новое: Иоханан-водонос проходит мимо отшельника; отшельник, заметив его, протянул руку за кружкой, подымает глаза с мольбою. А Иоханан-водонос, почувствовав его взгляд, обернулся, будто желая подать кружку воды, но как бы оттолкнутый кем-то махнул рукою и пошел своей дорогой, а отшельник остался с протянутой рукой, точно испуганный.

А вот вслед за тем подходит другой водонос, еще более простой еврей, не прислушивающийся к произносимому благословению, не отвечающий «Аминь», глядящий на учащих без любви, человек с грубым лицом, исполняющий свое благое дело неосмысленно… И этот грубый водонос смело подходит к отшельнику, его ничто не отталкивает; наоборот, водонос останавливается, ставит кувшин на скамью и, опершись рукою на пюпитр, говорит о чем-то с отшельником; видно, спрашивает, не желает ли тот воды, и подает ему. А отшельник страшно пить хочет, движет рот навстречу кружке. Орах-Хаим не заметил даже, произнес ли отшельник славословие…

Еще больше дался он диву.

Подумал Орах-Хаим, что Иоханан за что-то сердит на отшельника. И ненависть к отшельнику борется в нем с желанием сделать благочестивое дело. Но ненависть неуча к ученому одолевает и отталкивает его всякий раз… Решил Орах-Хаим расследовать этот случай…

Но его голова занята более важными делами, и он забывает…

Через некоторое время случилось нечто другое…