Когда ребе Зиселе на собрании сидит, бывало, на председательском месте, его и не видно: хотя и шапку меховую он носил высокую…
Бывало, опоздает кто-нибудь, то только спрашивает, здесь ли ребе Зиселе? Так как, посмотришь, все равно его не увидишь. Но зато, когда он замечает, что кругом тихо, что все повернулись лицом в одну сторону и прислушиваются, — он уже знает, что ребе Зиселе здесь.
Улыбается такой и думает: «Перлы уже сыплются из уст ребе Зиселе… Все молчат и глотают каждое слово… Дай Бог много лет нашему ребе Зиселе».
Главным образом ребе Зиселе отдавался детям. Он страшно любил детей.
Молодежь в синагоге знала это, и стоило ребе Зиселе показаться в синагоге по какому-нибудь случаю, как его тут же подростки окружали со всех сторон, и приставали к нему с открытыми книгами, о том, о другом. И он улыбался, каждому отвечал с улыбкою на устах, с той радостью и любовью в детских глазах, которая не оставила его до последнего издыхания, объяснял сладким голоском своим, звучащим, как серебряный колокольчик. Но видеть его среди молодежи не видели. Однажды случилась такая история. Сребершино, — в трех милях от Замостья, — пригласило к себе нового раввина откуда-то издалека. Последний не знал в лицо ребе Зиселе, и сейчас же после первой субботы, после первой произнесенной проповеди, он пришел в Замостье к ребе Зиселе…
Не застал его дома, он пошел в синагогу; куда же еще пойти раввину?
И увидел он кружок молодежи, и среди них раздается звонкий голос, раздается по всей синагоге, и ведет с ними дружественную беседу…
Он подошел и остолбенел: что такое случилось с этим юношей, что он поседел, как лунь? — спрашивает он.
В новый год ребе Зиселе совершал богослужение вместо кантора; так как место перед амвоном ниже, (соответственно изречению: «из глубины воззвал я к Тебе, Господи!..») то ребе Зиселе наверное не видать! Но всем хочется видеть, как покачивается его маленькая головка: движения его головы, уверяют, вместе с его сладкими мелодиями лучше всего объясняют молитвы… И поэтому все время богослужения стоят на цыпочках, иные вскакивают на скамейки.
И бессребреником он был…
Чуть ли не каждый год являются послы из больших городов и приглашают его занять раввинское место.
Озолотить хотят ребе Зиселе!
А он и слышать, и думать не хочет…
И он шутит: разве я, — говорит он, — убил кого-нибудь, Боже упаси, что я должен скитаться?
Город умоляет его: дорогой ребе Зиселе, разрешите хоть увеличить оклад ваш…
Он сердится. Что вы из меня обжору хотите сделать на старости лет? Я и так, слава Богу, сыт.
Ну, а как велик его оклад? Пятьдесят польских злотых в неделю.
И за требы не берет.
Ребе Зиселе говорит, что он раввин, а не чиновник!
Доход с судебных решений он отдает судьям.
ebooksa