— А она?
— Ты ведь видел!
— Это он к ней шел!.. И так нехотя, медленно, шаг за шагом; из жалости что ли?
— Возможно! Ему нечего спешить, он не посланец Бога.
— Что ты говоришь? — кричу я в испуге. — Кто же еще может распоряжаться?
— И у человека тоже есть своя воля… Она сама призвала его…
— Она сама?!
— Ей не хотелось иметь ребенка, ей не хотелось быть матерью! Тоже искалечила…
— Господи Боже мой! — воскликнул я, и в голосе у меня слышалось большое страдание. — Она умрет за грехи свои. Но в чем ребенок виноват? Ребенок ведь сиротой останется… Господи Боже мой!
— Не кричи, — и Зайнвель-Иехиэль берет меня за руку. — Не кричи! Лия будет его кормилицей!. И отныне знай: кто дает жизнь, дает и на жизнь!
И в тот самый момент он испарился в пространстве, светлый сноп исчез, и в окно глядел бледный свить раннего утра…
7.
Кто дает жизнь, тот дает и на жизнь.
Вы и представить себе не можете, что я пережил в этот момент.
Я упал ниц, растянулся во весь рост; целые реки открылись в глазах моих, и слезы лились, лились…
И мне казалось, что то не слезы льются, а камни падают, камни поднимаются из сердца и сваливаются сквозь глаза! Ибо чем больше слез проливалось, тем меньше тяжелых камней оставалось на сердце, становилось легче и свободнее!
И рассказ уже кончается.
Я отправляюсь домой.
Дверь, вижу я, настежь открыта.
Вошел я в комнату и при слабом свет занимающегося утра вижу, что здесь орудовали воры.