Мрачные сказки

Но на самом деле Леви достиг одного: он сделался убийцей. И вот теперь он стоит в футе от меня с каменным, равнодушным лицом, но я вижу, как тяготит его этот груз. Тяжкое бремя вины. Алкоголь лишь заглушает то, что Леви хочется, но не удается забыть.

– Ты убивал нас, – холодно говорю я.

Не болезнь, а Леви – монстр, которого нам следовало бояться.

– Ты превратил всех нас в пленников.

– Нет, – возражает Леви, – я создал место, где вам ничто не могло навредить.

– Кроме тебя!

Леви на миг опускает глаза, но тут же снова возвращает взгляд на меня; из его глаз сочится леденящий холод, как будто он что-то просчитывает в уме – время, которое ему потребуется, чтобы вытянуть вперед руки и сжать мое горло.

– Мне нужна была жена, которая не бросила бы меня и не решилась бы пойти против, – цедит сквозь зубы Леви.

Я отступаю на шаг назад. К горлу подкатывает комок.

– Я всегда хотел только тебя. Ты – единственная, без кого я не смог бы жить.

Быть может, некогда так и было. Да только теперь все иначе. Он любил ту девушку, которой я была, когда ему подчинялась и не задавала вопросов на глазах у людей, которая была слепой, покорной и кивала всякий раз, когда он просил делать насечки на пограничных деревьях. А сейчас… сейчас мне нельзя доверять. Сейчас я опасна!

– Я дал тебе все, что ты желала. Я дал тебе сестру, я дал тебе то, что не хочется потерять, – причины для того, чтобы остаться.

Мыслям в голове становится тесно. «Он дал мне сестру». Покопавшись в глубинах памяти, я внезапно сознаю, что выжигает в моем сердце брешь: у нас с Каллой не было общего детства! Она появилась в общине позже, гораздо позже. И поселилась в фермерском доме – пришлая, чужая мне по крови. Но как же быстро я поверила в наше родство! А теперь она – с пулей в теле – пытается сбежать из Пасторали. И мы, возможно, никогда уже не увидимся.

Мне надо отвернуться от Леви, помчаться к фермерскому дому, оттуда – к дороге. Я еще могу догнать их с Тео. Но Леви, словно считав мои мысли, резко устремляется вперед и хватает меня за руки. От его прикосновения мое тело содрогается от омерзения. Хотя всего лишь пару дней назад я таяла в объятиях Леви, стремилась прижаться к нему, слиться, стать с ним одним целым. Раньше, но не сейчас.

Леви припирает меня к стене садового сарая. Спина врезается в горизонтальные бревна. Рана на виске саднит, кровь затвердела скорлупой на коже. Я сознаю, что Леви тяжелее меня, а он нависает надо мной, обдает дыханием мои волосы. И все-таки я не могу понять, чего он хочет: зажать меня в объятиях и поцеловать или обхватить руками мое горло и задушить.

– Я мог бы убить ее, когда она пожаловала в общину, эту Мэгги Сент-Джеймс… И Тревиса я тоже мог убить. Я сделал бы это, и никто бы не узнал, – захлебывается бормотанием Леви. – Но я не мог допустить, чтобы люди в общине увидели, что чужаки способны пробраться к нам по лесу и не заразиться ветрянкой. Поэтому я предал их забвению.

Леви рассказывает это так, словно он сделал благое дело, проявил милосердие, как человек с высокими моральными принципами.

– Я позволил им сблизиться – Тревису и Мэгги. Затем внушил им кое-какие воспоминания, и вскоре оба во все поверили. Вы все поверили. Вы хотели верить в мир, который я для вас создал.

Глаза Леви расширяются, руки все крепче сжимают мне горло.

– Разум человека податлив и пластичен. Им так легко манипулировать. Ты хотела верить в то, что Калла с Тео жили здесь всегда, с основания общины. И ты в это верила. – Замолчав, Леви убирает с моих глаз прядь волос. – Иногда я даже задаюсь вопросом: как далеко возможно зайти? Во что еще я мог бы вас заставить поверить?