В груди вздымалась волна горечи, гнева, обиды. Привстав из-за стола, крикнул в сторону двери:
— Заходите по очереди, как на дууа[8]. Кто следующий?!
И снова опустился за стол, склонил голову на ладони и долго сидел так — до глубокой ночи.
Расстроенный, подавленный вышел Харун от Али. Медленно зашагал домой. Отчетливо понимал, председателю нелегко, но, с другой стороны, в глубине души был рад, что дело обернулось так, а не иначе. Ничего, что новый председатель — женщина. Был убежден, что иная женская голова мудрее десятка мужских. Тем более голова их боевитой подружки Жамилят. Да, Али справлялся с работой в прошлом, но сейчас время другое: нужен иной подход к людям, к своим обязанностям. Сколько замечательных рабочих рук покинуло Большую Поляну. И в основном из-за самодурства Али, из-за его неумения видеть в человеке хорошие стороны характера. А если откровенно, так и он, Харун, тоже строил планы, как бы удрать от Али, хотя и были друзьями не разлей водой. Случалось, Харун вдруг вспыхнет, загорится каким-нибудь делом, но тут же и погаснет, наткнувшись на высокомерное равнодушие Али. А беда в том, что Харун с самого начала не смог установить деловых отношений с Али.
— Ты — парторг, — любил говорить Али. — Твое дело какое? Провести партсобрание, поговорить с людьми, почитать газеты. А с хозяйственными делами я уж как-нибудь сам управлюсь, ведь кроме тебя у меня разных советчиков да припятчиков — пруд пруди.
Сперва обижали подобные высказывания.
— За колхозные дела в первую очередь отвечает партийная организация, — кипятился Харун. — Основную тяжесть любой работы надо возлагать на плечи коммунистов.
Но и секретарь райкома Амин Гитчеев, навещая колхоз, словно не замечал Харуна. Обо всех хозяйственных делах разговаривал и советовался лишь с председателем. И тогда Харун сник, остыл сердцем, постепенно начал терять интерес к колхозным делам. Прежде, бывало, мчался в правление ни свет ни заря, но постепенно начал появляться там то к восьми, то к девяти часам. Усядется за стол, почитает свежие газеты и журналы, а там уж время обеда; переждет после обеда еще два-три часика — и пошел домой. Чего делать еще? Как-то попросил в райкоме, чтобы направили его на животноводческую ферму, пусть хоть на самую захудалую, там-то он хоть делом занят будет. Но нет, не послали. Еще раз написал заявление. И снова — отказ. Сам секретарь райкома Амин Гитчеев не разрешал, потому как они приятели с Али. Во время финской войны Али спас ему жизнь — дотащил под огнем противника в медсанбат, раненного, истекающего кровью... Амин Гитчеев никогда худого их председателю не сделает.
Подходя к дому, Харун оглянулся — в окне сакли, где жил Али, горел желтоватый неяркий свет.
После собрания Жамилят и Бекболатов вместе возвращались в город. Стемнело. Машина тряслась на ухабистой дороге, как сито в руках расторопной хозяйки.
Жамилят молча, искоса поглядывала на секретаря обкома. Когда садились в машину, он сказал, чтобы не мешкала в городе — время не ждет.
Перебирала в памяти события прошедшего дня. Вспомнилось хмурое, потухшее лицо Али. Он был совсем не таким, каким видела его в последний раз, когда была в командировке в Большой Поляне, он вообще не был похож на того Али, которого она знала с детства.
Сколько упреков посыпалось на собрании на его голову. И в том-то он виноват, и в этом!.. Были и такие, кто пробовал его защищать: несправедливо, мол, так относиться к человеку, который все силы отдавал колхозу. Но тогда — в чем же причина колхозных бед? Не в том ли, что Али жил только одним днем, не заботясь о завтрашнем. Беда, явно, была и в том, что среди членов правления не было единства взглядов и действий. Али полагался в основном только на свои силы, мало доверял другим. Нет, не сумел он заинтересовать колхозников!.. И не было никакой заботы о людях. Он командовал ими, как привык командовать на фронте, забывая, что время времени рознь. Трудное дело — поднять роту в атаку под перекрестным огнем врага, но не менее трудное дело — поднять колхоз из разрухи. На людей-то надо смотреть живым глазом. И обращение с ними должно быть для каждого особое. Ведь люди разные: одного стоит похвалить, так он Эльбрус свернет, другого действительно надо отругать по первое число — только тогда добьешься от него добросовестной работы; третьему скажи несколько добрых, ласковых, участливых слов — и вот уже иной перед тобой человек, работает не с прохладцей, а во всю свою силу. Жамилят вдруг почувствовала, что ей хочется поскорее возвратиться к этим людям, помочь, ободрить...
Сколько ей потребуется времени, чтобы уладить городские дела? Прежнюю работу сдаст за день. День уйдет на домашние хлопоты, а там — можно ехать в аул на новую должность...
После дня, полного забот и треволнений, почувствовала, как она зверски устала. Ее укачало, сквозь легкую дрему проступал лишь рокот мотора. Тряхнуло на повороте — и вмиг отлетела дремота.
Жамилят улыбнулась, вспомнив выступление Тушох. Какая молодчина эта старушка! Вспомнилиесь лица людей, их аплодисменты. Оправдает ли она их надежды? А Бекболатов до конца собрания почему-то молчал, что-то записывал маленькой, тоненькой ручкой в свой блокнот, какие-то цифры, фамилии. А сейчас сидит впереди и дремлет. Голова безвольно откидывается то вперед, то назад. Разумеется, тоже устал, а до дому еще далеко...
И вдруг вспомнила, что у нее в альбоме, среди дорогих сердцу фотографий детей, мужа, хранится бумажка, сложенная вдвое. Когда она листает альбом, всегда бережно разворачивает и перечитывает эту пожелтевшую от времени бумажку, подписанную Бекболатовым. Память хранит каждую буковку:
Адам Бекболатов
Сколько воды утекло с тех пор!..
ebooksa