То «заика», то «золотуха»

А меня вдруг взяла измена. «Все рогатые и рогоносцы, в очередь! За мной — будите». «Отлично, да, давай! Давай забудем обо мне — и будем успокаивать его… На моих же всё глазах! Давай не любить меня — и будем любить и лелеять его. Давай!..».

— А, может, ты его ещё и вместо меня к себе домой возьмёшь?!

«К себе… Не «к нам»! Вот так и теряют друзей… Так и теряют «семью»!».

— Дарина! — Рыкнула она и уже полноценно повернулась ко мне: не только лицом и головой, но и всем своим… тучным корпусом. Так и при этом же — ещё стараясь как можно меньше двигаться. И вообще же — не двигаться. Ёбаный Цезарь! Естественно! Чтобы не разбудить — его. Для меня же — она этого никогда не делала…

А когда она вообще что-либо делала — для «меня»?! До десяти лет — я была на попечении бабушки… «Ирэн!». Прекрасная женщина пятидесяти двух лет… И не менее прекрасный «человек»! С кучей милых мимических морщинок у аккуратных небольших старческих губ и светло-карих глаз… С подёрнутыми сединой короткими светло-каштановыми волосами… И пусть с чуть сгорбленной, но и зато с худой фигурой! Чуть ли не единственный человек, пока и на моём же всё небольшом веку, кто хоть как-то был в моей… не менее треклятой жизни! И принимал в ней — хоть какое-то, но участие. Да и практически же — всё! Как была же, так и есть, мне и для «меня», вместо матери и… отца! Пока первая работала… И отбивалась от мыслей о втором! А после… «После» — на самостоятельном. Так сказать: под свою ответственность и на своём же попечении! Я принадлежала, как и принадлежу же до сих пор здесь, сейчас и в принципе, лишь себе. Только сугубо на материально-меркантильном попечении — я была у неё. Более — нет… Что же касалось отношений, тел и… чувств и эмоций, ощущений и… душ — нет, не к ней!

И вот что же, после всего того и имеющегося же по сей день, я вижу перед собой теперь? «Теперь» я вижу, что, оказывается, у неё и в ней же — есть душа! «Ду-ша»! Чувства и ощущения… Эмоции! «Сердце» — в ней есть! Чёртова душа… в не менее же чёртово-чёрством сердце… которую она прямо здесь и сейчас и при мне же всё опять же — дарит этому… «выродку»! Не мне… «Ему»!.. Почему же тебе так везёт-то, а, сучёныш?!

— Да пошла ты! — Выкрикнула я и, обувшись, подорвалась со своего насиженного места, направившись в сторону дороги из леса, ведущей к проезжей части. Параллельно ещё кое-как накинув до конца на плечи куртку и так же застегнув её впопыхах лишь наполовину. И побрела по песчано-земляной тропинке с мелкой и лёгкой продресью травы сквозь тёмно-зелёные деревья и кусты по непроглядной и хоть глаз выколи темноте, не разбирая дороги и силуэтов чего и кого бы там ни было впереди. «Класть! Я больше не останусь в этом окружении. Не останусь рядом с этими лю… «нелюдями»! А ведь и казалось бы: кто есть кто!.. С их чёртовыми детьми и… Анной, забившей на собственного ребёнка, чтобы уделить внимание… другому. Прекрасно! Добросовестная… Кхм!». Пусть я споткнусь и упаду… Разобью нос и голову… Тело и душу… Сердце! Что, собственно, одно и то же… Или меня изнасилуют, например! А может — даже и убьют. Пусть! Я готова к этому! И не потому, что, скорее всего, а там и «точно» — возрожусь. Хоть мысли мои, как и дела, достаточно крамольны и каверзны… Но «неестественная смерть», как и не суицид, просто обязывает всех и вся, всё — к прощению и очище-отпущению! Да и даже если в моём случае — вдруг и «нет»… Плевать! Лишь бы — только не терпеть эту ноющую и снедающую меня боль, что сейчас бьёт на осколки и рвёт на части внутри… Не хочу чувствовать её! Не хочу… «Нужно уйти! «Куда»? Неважно! Лишь бы — далеко… «К кому»? Не имеет значения! Лишь бы — не домой… А и тем более — не обратно. Не вернусь! Не попрошу прощения… Хватит! Напросилась — за всю свою пусть и недолгую, но хоть и какую-то жизнь». Да уж… Кто же знал, что официальная, как и «капитальная» ссора — произойдёт именно сегодня, здесь и сейчас?.. Если бы мне чуть раньше сказали, что я пошлю родного человека и уйду ночью из леса, в никуда и одна, я бы… не поверила точно! А после — ещё и рассмеялась… И плюнула бы ему, ей или им — в лицо. «Раз уж идти по всем штампам и баянам — так идти по всем». Но… «Вот же! Верь или не верь, а это случилось!». И как-то… Не страшно, даже. Не больно! Не «настолько», чтобы… чтобы: невмоготу и «никак»! Стало даже — как-то легче! Будто… «Камень с души упал!». И хоть она и болит… Продолжает ныть и подвывать… Скрестить и выскребать — меня. Меня же и… из «себя». «Акклиматизация — всегда проходила для неё тяжко». Но болит — уже не так сильно и не так тянуще. Эту боль — можно терпеть! И я — потерплю… Как обычно, в принципе! «Плевать — на неё и на её друзей. На их детей… И на всех свидетелей». «Плевать»! Надоело держать «авторитет»! «Такая тихая и примерная девочка… Её — только в пример и ставить». Ага! Всем и вся… Всему! И чуть ли… не боготворить. Обожествлять, прям… «И в попу целовать!». Да-да… Ради всего… кхм… не моего… святого! Надоело нести этот хомут. Ей… дьявол! Надоело тянуть и вожжи, таща за собой этот караван… и корабль. «Надоело»! Я — не бурлак! «Пусть ненавидят! Даже — пусть презирают». Я буду не против! Рано же или поздно — они должны были увидеть моё истинное лицо: без этих чёртовых масок! Что, в большинстве же своём, понавешали они же сами… И только лишь — для себя. И вот… Они его — увидели! «Да будет свет!». Сказал недоэлектрик-перехирург-сапёр и перерезал… не те красно-синие провода!

В переднем правом кармане куртки разрывается телефон, повторяя снова и снова одну и ту же мелодию звонка… А я продолжаю идти — как в сказке: не зная куда! И пусть уже и не «принесу», да, но зато и: несу то, не зная что… «Себя»! А «куда»?.. На Кудыкину гору!.. Чтобы спрыгнуть с неё. Но и перед этим — толкнуть с неё всех тех… и этих. Пропущу и провожу, так сказать и так уж и быть, в последний-то путь!

Спотыкаюсь о тёмно-коричневые, почти что и чёрные, старые и трухлявые корни деревьев, где прорезавшие, а где прямо и прорвавшие и так, и без того побитую и истерзанную, потрескавшуюся со временем и самим же временем дорожку под ногами… Запинаюсь о камни. И осекаюсь о стеклянные бутылки… Считаю про себя и себе же под нос, аки «делать в процессе ходьбы больше нечего», прочую мерзость… Радуясь, бесспорно, что и не носом! Да и пусть же всё — «пока»… Вроде оставленного к питьевому — ещё и цветного пакетированно-пластикового пищевого мусора: разношёрстного продакт-плейсмента! Практически падаю, но и в последний момент ловлю сама себя же, удерживая равновесие, и, переведя более-менее сбившееся дыхание, иду дальше и ещё быстрее. Хотя… «Куда уж — быстрее?». Знаю же, что оторвалась. И что меня уже — никто не догонит. Да и не начнёт… не «начал» даже — погоню! Не «начала»… «За кем… «чем», спрашивается?». Да… Но почему-то ощущение чьего-то присутствия рядом — не покидает… Не оставляет же — ни на одном из моих шагов вперёд. Неужели, догнала? Но… «Да…». О чём… о «ком» — это, то бишь, я? Эта же… «женщина» — не переступит через себя! Даже, а и «тем более» — ради меня… Не наступит на шею своей гордости — своей же гордыней! «Человек, а столько греховного пафоса…». Не дадут же «забрать» её — из личных интересов и побуждений. Или… «Или, да? И она…». «Догнала»?!

Слышу хруст сухих веток за спиной… Ускоряюсь. «Но…». В секунду — оказываюсь поймана! «Чья-то» правая рука хватает меня за аналогичное плечо, разворачивает и… «Оглушительный шлепок!». Резкий и резвый хлопок… «Пощечина!». Да… Вторую руку-то, то бишь — левую, я и не заметила! «Вышло — смачно!». Голова отклонилась назад «так»… Что пришлось даже согнуться и чуть выгнуться, чтобы не упасть. А после — приложить свою уже правую и прохладную ладонь к своей же правой, горящей и уже покрасневшей, прямо-таки и раскрасневшейся, как никогда и нигде, ни с кем, щеке.

Ситуация почти напомнила сцену из «Паразита». Вот только и у меня — кожа толще, чем у Павлуши. И навряд ли из-под неё — просочится жидкость… Какая-либо! «Дрянь», если только… «У такой ведь «твари», как я, иной и не течёт». И это, к слову, не мои мысли. Как и «слова»… Хотя — и такое бывало! И «не»… «Дурной пример — заразителен!». О, да… И «да», это цитата — её и из её же глаз. Такое… «Некое» и немое же — обращение ко мне! Пока что: «немое».

«Останется синяк…». И, похоже, крупный. А завтра — в колледж!.. «Сегодня — он зацветёт. А завтра — «расцветёт»… буйным «светом»: всеми цветами и соцветиями же радуги!». И вот зачем только она снова и снова подвергает сомнению свою «родительскую пригодность» и «компетентность»? Ещё же немного — и её могут лишить родительских прав! И нет, не то чтобы я прям «так» волновалась. И за неё… На самом-то деле — мне и впрямь всё равно! И, как было сказано мной же и «не» чуть выше, «плевать»! Просто… «И ведь вечно — это «но» или его синонимы!». Оказаться в интернате, а там и детском доме — не очень-то и хочется… «Не хотелось бы и от слова: «совсем»!». Да… А и особенно, когда мне остался всего год — до совершеннолетия и… обращения. «Официального» принятия себя и всеми же, как демона, в себе же! Да и всех же его сил…

Поднимаю глаза, всего-то на мгновение, чтобы с готовностью принять второй удар… Третий. И последующие… Но вижу — лишь её… ступор?! «Ступор»! И… «Испуг»! На секунду — просто!.. На какое-то «ничтожное» мгновение — вдруг показалось, что она хочет попросить прощения! Хочет извиниться — за всё это… И не только: за это. За всё! И я бы — простила! Так ещё и сама бы попросила прощения, извинилась — за всё выше же мною ей сказанное… И сказанное — ранее, в том числе! Вслух. И про себя… На высоких и «бранных» тонах… Опять же — «за всё»! Попросила бы… Извинилась! Обняла и, глотая слёзы, шептала бы слова любви… Слова тоски — по ней… «Но и…». «Ранее», да! Когда они — ещё были и теплились… Пульсировали — во мне… Не сегодня! Не здесь и сейчас…

Мои губы нахально кривятся. И кривятся — не в короткой усмешке. А уже — в сформированном и полноценном, широком и открытом оскале! И её опаска, тот её испуг и ступор в одном флаконе, сходит на нет. Буквально — как с белых яблонь дым… «Тут же»! И тут же — растворяется… Сменяясь, и чем-то же не хуже «моего», лютой злобой.

— Тварь! — Шипит она. А меня — вдруг прорывает. Да и так, что и прямо — на неконтролируемый смех! Я просто — смеюсь и… В голос! Смеюсь — сквозь только подступившие и уже проступившие невзначай слёзы. Почти что и свернувшись в три погибели. Калачиком… И в ту же самую «позу эмбриона»! Следом за чем — ещё и оседаю-опадаю на тёмно-коричневую, почти чёрную землю с грязью и пылью. Меня — трясёт! А она — так и стоит, сверля меня своим уже и тёмно-карим, почти чёрным взглядом. И наверняка думает: «Что же делать дальше: бить или уйти? Добавить и убить или?..».

Выбирает же — что-то «среднее»! Хватает меня вновь своей правой рукой, но уже и за мою же левую, и тянет в обратную сторону… К своим друзьям! Пока я же — продолжаю извиваться в приступах смеха, чуть ли и не задыхаясь. И давясь же этим самым «приступом» в смеси с воздухом: со сбитым и вновь же перебитым, убитым навзничь дыханием. Хрипло кашляя и сплёвывая между — жёлтоватую мокроту. Сбиваясь… Но и после — вновь смеясь. «Это — истерика»! Да, просто — «очередная» истерика. А ей кажется, что я над ней издеваюсь! Рыхля землю кроссовками… Практически и тащась за ней следом и на коленях… И, возможно, даже рвя джинсы. Как в принципе — и обувь… Но сейчас — это не трогает. Ни меня. Ни её. А если как-то и трогает — то точно меньше всего!

Ведь и пока суд да дело — мы успеваем вернуться. И вот она уже, «кривясь» и телом, и душой, поднимает меня за плечи и ставит перед собой! А я же, в то же самое время, особо вновь не осматриваясь, вдруг боковым зрением замечаю чуть поодаль от себя, на том же самом столе — «стальной блеск»: среднего по размеру предмета со светло-коричневой деревянной резной ручкой! Да и что уж там, он буквально загорается от света и цвета костра, позволяя и почти требуя таким образом — заострить всё внимание на нём.

И как же я его раньше не замечала?.. «Неужели, знак свыше? Решил помочь своей грешной дочери?». Не нужны мне твои подачки… И помощь твоя — не нужна! «Или нужна?». Снова сама себе противоречу… Говорю внешне: «Нет!». А внутри же себя — ору троекратное: «Да!». Как же я себя бешу в эти моменты!.. Этой своей неопределённостью и уступчивостью. Ведомостью и… Доступностью! Как же ненавижу!.. Ладно! Будь — по-твоему. Но и это — в последний раз. «Как и то, что: подачки не нужны… И помощь». Ух!

Застыв на месте, я будто ещё и вросла в землю, смотря лишь на предмет рядом, но и в то же время — так далеко от меня. Так ещё и находясь в каком-то вакууме — в полной тишине и молчании. Словно бы — погрузив саму себя, и мир же внутри и вокруг, в непроницаемый и невидимый купол… «Непроходимый» — для всего и вся. Всех… Не только — для звуков, но и каких-либо действий! Смотрю — долго и упорно… Дотошно рассматривая — каждую его часть и элемент. Каждую деталь и… Мелочь! После чего — тяжело вздыхаю и сглатываю липкий и тягучий, мерзкий ком, образовавшийся в горле от так и оставшихся внутри слёз… Так и не услышав просьбы! Но и уже зная, что именно она попросит. «Просьбы и попросит? Требования и заставит!». И так же зная — как это воплотить. Каким образом — создать и воздать, явив миру! «Это будет больно». Больно… Но и не больнее, чем уже есть, на самом-то деле. «Зато — зрелищно!». Безусловно… Они запомнят это! «Надолго запомнят…». Запомнит — и она! «Та, что предала!».

— Попроси прощения… Сейчас же! — Кричит она. И пихает меня вперёд — буквально и в «руки-объятия» того самого предмета. Не забыв оставить и хлёсткую, наотмашь, затрещину на затылке — своей же всё и той же правой рукой. — С улыбкой — попроси… Широкой!.. Чтобы я — поверила.