Краем глаза и боковым же зрением — вижу его «преувеличенно» большие черты лица. Вроде и длинного с горбинкой носа. Пухлых губ… Мощного и округлого подбородка… Тупых, и пусть не «умных», но и, тем не менее, видных скул. Как кончики моих крыльев! Светло-серых глаз — на фоне и такой же, почти что и белой кожи. Светло-русых коротких волос: с редкой чёлкой, спадающей на низкий лоб и прикрывающей его широкие светлые брови вместе с тонкими ресницами! Непривычно, но и как на контрасте, со всем вокруг и мной же — он одет во всё черное: футболку, шорты и бандану… на руке!
Но и, посчитав же эти несколько минут достаточными для обновления кислородного баланса внутри и возобновления дыхания снаружи, а и скорее всего — попросту решив проветрить, не замерзнув сам, он вдруг прикрывает окно и… несёт меня в прихожую! Через коридор с бежевыми стенами. И белым же потолком… По светло-коричневому линолеуму… По обеим сторонам которого и от нас — тянутся ещё какие-то белые деревянные двери. Но и он — не заходит в них! Поворачивает направо. Подходит к такой же почти двери, только с замками и цепочками… Где и по левую уже сторону от нас — стоит тёмно-коричневый деревянный шкаф-трюмо: с висящей и стоящей, как снаружи, так и внутри же, скорее всего, верхней одеждой и обувью. А по правую — такая же, «в цвет», тумба, но побольше и тоже, наверное, с обувью: в три ряда полок. И рядом с которой уже, по левую сторону от неё, примостился небольшой пуфик, обтянутый серой тканью… И вот под его ногами — чёрный жёсткий коврик, чтобы вытирать ноги при входе. Казалось бы… Казалось бы, кто-то предпочитает белый коврик… Вроде меня! Чтоб вытирать об меня и мной же — всё. А «кто-то» и… «Чёрный»! «Спасибо же, что ты — это ты». Но и… Однако… Однако, здравствуйте! И… Добрый вечер! День же — уже был… И что же это, на самом деле, значит? «Ты так быстро наигрался!». Повезло же… наверное.
На-вер-ное… Распахивается дверь!.. В пустой и тёмно-серый бетонный подъезд… И я снова сжимаюсь, вздрагивая! Непонятно же ещё, что хуже: холод его, ветра или того, кто сейчас держит меня, будто и вы- и отпуская, хотя совсем недавно — сам же и закрыл в комнате?.. Не говоря уж и о том, что он сам остался за порогом, а меня же — кинул, почти что и «швырнул» через него, заставив «упасть ниц» перед собой. «Перед «ним», да! Перед кем же ещё?.. Не перед собой же, т. е. мной!». Холод же, что был ранее, ничто, в сравнении с болью, которая тут же пронзила моё хилое тельце, стоило лишь шмякнуться об пол: как лепёшка напополам с мешком картошки! Какие же они все — злые. Жестокие и циничные!
Переворачиваюсь… Лишь бы более — никак не видеть его! Пытаюсь привстать, если уж и пока не встать, и слышу стук двери за спиной! Щелчок металлического замка по ту сторону двери. И… Удаляющиеся от меня, в глубину и саму же квартиру, тяжёлые шаги!..
И какой смысл отдавать годы жизни, чтобы после — слышать эту звонкую тишину в ответ и свой же адрес?..
Да… А ведь, и нисколечко не давя на жалость, я уже совсем — не та, что была раньше! «Да»!.. «Раньше» же — я ещё была милой. Была даже и… красивой. А уж и что говорить за?.. Яркой — я была! Любимой и… Любящей! А что — теперь? Теперь — я сломлена!.. Как духовно, так и физически… Выцвела и выгорела!.. И вот за что мне — всё это? В чём я таком и с кем я таким «так» же провинилась, чтобы заслужить эти подчас и ежедневные лапанья, не говоря уж и за «время», посиделки в одиночестве на холодном линолеуме?.. На холодных деревянных досках. Паркете! Ковре или сером бетонном полу!
К чёрту — всё! К чёрту — эту жизнь! Этих (не)людей и… К чёрту — меня! Я не хочу — так. Не могу — так… больше!
Резко подрываюсь… Что даже, поначалу, и изображение перед глазами плывёт в чёрно-белом свете, взрываясь ещё параллельно где-то и цветом… И несусь — в сторону улицы. В сторону — выхода!.. Подхваченная, пусть и холодным, но и потоком же ветра, свободы: из открытой или не закрытой кем-то ранее чёрной металлической входной двери подъезда, побитой временем и не «только» и обитой же поверх ещё тёмно-коричневыми досками. «Она выведет меня — на волю. А ветер — спасёт… Спасёт меня — своим же холодом! Ему ведь — не жалко… А мне — и подавно… приятно! Не совестно… Он же — не сострадает. И не сожалеет… Ему — наплевать на меня. Значит — и мне наплевать. Значит и мы — солидарны! И уж пусть лучше меня собьёт — чья-то машина!.. Больше такой пытки — я не выдержу. Просто — не вынесу… Не могу. Не смогу и… Не (за)хочу!».
А стоит пересечь «черту» и вылететь к белому, прямо-таки и слепящему после квартирно-комнатного и подъездного полумрака свету, как ветер меняет свою и одновременно мою траекторию «падения» — и бьёт уже не по касательной и подгоняя в спину, а в лицо и насквозь, отталкивая, наоборот, меня и назад. Проникая в меня… И возвращая на «своё» место! Но и я — уже не обращаю на него никакого внимания. «Он ведь всё же помог мне выбраться — и с него этого хватит! С меня — всего этого хватит! Ведь и мне — всё равно! Уже — всё равно… Я хочу — свободы! Хочу наконец-то и по-настоящему — взмыть в небеса!.. Без вечных нравоучений… И извечных же — правил! Они же все — подрезают мне крылья! Они все — пытаются меня удержать и приструнить!.. Не в этот раз! Уж лучше — в небо, чем под землю. Да! Я же — не боюсь смерти… Никогда не боялась!.. И всегда искренне — её желала. Ждала — её… Верила — в неё. И звала… И вот теперь — моя мечта точно и вся же исполнится… Моё желание — воплотится в жизнь!.. И пусть сейчас я поймала на них — саму же себя!.. Как ловили меня те. И до этого… «Пускай и… Отпускай»: так же — меня учили! Прощай… Прощай, о, грешный мир! С меня достаточно такой и «не» — (не)жизни! И с тебя же — достаточно: меня».
Впереди, над серой асфальтированной дорогой с белой разметкой, мелькают две ярко-жёлтые фары! «И эти два огня — с каждой секундой: приближаются всё ближе. И ближе… Ко мне! Мой убийца… И мой суд! Моё влюбийство… И моё же спасение! В одном лице… И в одном же флаконе!».
Встаю перед ними и «их» чёрной глянцевой машиной, даже не пытаясь сойти на обочину… Слететь на бордюр. Или в кювет… Спастись! «Так — будет проще! Так — будет легче и… Лучше». Сначала, правда, конечно, как и во всём, что «впервые», будет больно. «Но и это же — не продлится больше и дольше минуты. Может, двух… Но и максимум же — трёх! «Физических»!». А моральных и эмоциональных… «Лучше — не думать об этом». Буду надеяться, что и их я не переживу. А до «самовнушения» и после них — и вовсе не доживу! «Двенадцать минут»?! Ага. Да… Да чёрта с два! «Ага»… Дайте — дважды. А то — и трижды!.. И подержите моё пиво! Я же и так, и без этого — мало страдала и мучилась, не правда ли?.. Можно же и ещё — до кучи. И горки… Нет! Минута-две… Три! Не более… «Но и не менее!». И… «Кома»! А после — настанет, наконец, спокойствие. И за ним — придёт и свобода. Вечность и… Бесконечность! И пусть же всё это — от беспечности!.. Зато же и я сама, пусть и лишь для себя, уйду красиво. «И никто не заметит». Да и зачем?
Они же — слишком большое значение придают… лишь смерти! Да… И даже больше же, чем жизни! На «лапках»… День рождения — празднуется один раз в год. Именины — не в счёт. «Праздник имени?.. Чего?!». А День умирания (смерти) — по два-три, а то и больше раз в год. Из основных: «три» и «девять», «сорок» дней… «Странно это — жить, чтобы после отмечать… только смерть!». А «родительские субботы»?! Они ездят на кладбища к родителям… и стоят. Стоят — у чёрных земляных бугорков! У холодных серых бетонных плит. Или коричневых деревянных крестов… Но и зато, да, в почтении! Вот только и на следующий же день — уже и не помнят, не вспоминают… в принципе!
«Всё — когда-то забывается». Бесспорно! И человек, который жил бы да жил… Которому и жить бы да жить ещё… ого и иго-го… Но в один миг — его не становится… И вот — он уже в окружении ярких… искусственных цветов! Лежит… В одной части коробки… Чтобы и после всех же «процедур» — его же ещё и накрыли второй… Поверх. Закрыли уже! От всего и вся. Всех… Парадокс! Как жили, так и умерли — в коробке!
Но, да, зато и что при жизни, что и при смерти — можно выбрать любой цвет! Любое оформление и… Содержание. Не содержимое! Сопровождение! Да…уж. Будто это — и имеет хоть какое-то значение! Какое-либо!.. Какую-то и значимость… Ценность! Кроме — цены. Какую-либо! И именно же — для самого усопше-умерше-почившего!
Как там говорится?..
«Ходили над землёй и по земле — она их и приголубила-накрыла…». Да! Иронично. «Символично и… Даже поэтично, в какой-то степени». Трагикомично — скорей! Ведь и как бы высоко они ни взлетали — в итоге: всё равно все лягут — в «одну» и на одну и ту же глубину! А я же — буду лежать на дороге, перед этим же ещё и пройдясь «по», ведь…
Поток ветра!.. Оглушительный удар. И хлопок от падения… Машина проезжает меня… и несётся дальше! А я же, прижатая к асфальту, кручусь в предсмертной агонии и смертельной боли… «Белая лепешка!». Да… Так — я выгляжу… «всегда». Ну а телом — лишь сегодня. Здесь. И сейчас… «Оно так изуродовано…». И кое-каких частей даже не хватает… «Но и нужны ли они — сейчас?». Внешний вид… Волнует же — только их! Для меня же — это пустышка. Пустой и… такой же глухой звук. Как и от меня же. И моего падения… По всем фронтам! Я — ничего не чувствую. Ничего не вижу… Ничего и не слышу… Но и хотя бы — ещё говорю. Ещё немного, да… Ещё чуть-чуть и…
Дыхание — сбито… Сердце — реже… Пара секунд и…
Пара секунд и… Моя свобода — обнимет меня… в лице моей же смерти! Накрыв меня — своей мягкой и ворсистой, приятной темнотой… Словно бы — и плотным, прохладным покрывалом… в жаркий день! Укроет… Укутав им меня — с головой… И после чего — заберёт отсюда… с собой. Отобрав меня — у них. И оставив — лишь себе… И только — при себе! Чтобы затем — уж точно вы- и отпустить… на волю! На «мою» волю…
Пока в голове же ещё успевает и проносится-проскакивает одна мысль, первая и последняя, единственная в своём роде, как лучший двадцать пятый кадр из всей и от самой жизни:
ebooksa